Мужчина посмотрел на меня и вздохнул.
– Не веришь? Хорошо. Сейчас поверишь.
Он вышел из кухни, долго рылся по шкафам и вернулся с черной папкой, откуда достал ворох бумаг и положил их передо мной на стол.
– Вот Если сомневаешься – можешь проверить. Не липа. Все законно.
Честно говоря, я действительно не верил что говорит этот лысый. Однако лежащие документы свидетельствовали об обратном. То, что все находящееся здесь подлинно – не возникало сомнений. Научили за столько лет разбираться во лжи. Спасибо Захару. Но для достоверности я все же взял их в руку и пробежал глазами по написанному.
С каждой строчкой мое сердце сжималось и отчаяние тяжелым камнем опустилось на плечи.
Квартира действительно подлежала реализации из-за накопившихся долгов через продажу на аукционе, где этот кадр ее благополучно и выкупил. В нотариально заверенных документах ни слова не говорилось о том, что произошло с прежней владелицей жилья и из-за чего случилась такая ситуация. Я сдержал подступивший к горлу комок, глубоко вздохнул и отложил бумаги в сторону. Нет, мужик говорил правду. Это можно было сказать точно, не прибегая к помощи полиграфа. Но все же чувствовалась какая-то недосказанность, неясность, которая сама собой, как известно, развеяться не могла.
– Это все, что ты можешь сказать? – спросил я, прекрасно зная ответ.
– Конечно. Зуб даю! Было бы что еще – все выложил бы. Свои своих не бросают.
– Ладно, «свой», прости за вторжение. Пойду я.
– Так чего ломился?
Я обернулся и оглядев собеседника, сказал:
– Жена у меня здесь жила – десять лет назад, до того как меня за решетку упрятали – с детьми. Две девочки. Два и четыре года. Жену Мариной звали. Точно про таких не слыхал?
Лысый наморщил лоб, вспоминая или делая вид, но потом отрицательно покачал головой.
– Нет. Точно нет. Ты б у местных спросил. Они тут изначально живут. Должны что-то знать.
– Да. Так и сделаю.
Уже выходя из квартиры, я задержался на секунду: посмотрел в открытую маленькую комнату, потом в зал.
– Тебя звать-то как, «брат»?
– Сергей.
– Ну бывай, Сергей. Может когда свидимся.
Подобрав с пола спортивную сумку со скудным тюремным скарбом, я вышел из потерянной квартиры и не желая вызывать лифт, стал спускаться по лестнице.
«Что за черт? Где мои дети? Где жена? Что вообще произошло за это десятилетие? Нет, конечно, я понимаю, мир меняется каждую секунду, но чтобы так коренным образом… Марина приходила ко мне и не раз, но потом ее визиты сошли на нет. Может быть это как-то связано? Спросить сторожил? Это точно не станет лишним».
Хотя времени еще было мало, но город уже готовился ко сну: фонари, не работающие в те времена – зажглись, придворовая улица опустела, изредка в окнах горел свет, а бродячие кошки и собаки вообще исчезли из окружающего пейзажа.
В «мерседесе» дяди Юры горел свет. Скорее всего туда удалилась вся шобла подъездных сабутыльников. Деградация народа государством была что в то, что в это время. Подойдя ближе, я остановился у двери фургона. Оттуда доносился пьяный смех и разговоры, наперебой перебиваемые друг другом. Послышался звук наливающейся воды и звон ударяющегося друг о друга стекла. Вдохнув, я постучал.
Вначале на это никто не обратил внимание, но после третьего раза раздался щелчок открываемого замка и за отъехавшей в сторону дверью показался сам владелец передвижного кабака.
– Данила? – искренне удивился тот. – Заходи!
