– Не знаю, как мангалы, а зази привыкли уважать слово старейшин.
– Ты, номард![20] Как смеешь так говорить о мангалах?! Ты хоть знаешь, кто перед тобой?
– Ты на черном коне, значит, сын уважаемого Джелад-хана. Но зачем ищешь ссоры? Зачем оскорбляешь прохожего?
– Оскорбляю? Я просто называю вещи своими именами. Думаешь, если чуть не до ушей закрутил усы, значит, ты храбрец? Из ослиного хвоста твои усы! Вот так! – зло захохотал он. – Ты не просто номард, ты мурдагав![21]
Ахмад побледнел и шевельнул плечом – ружье оказалось в его руках. По законам предков он должен был стрелять: то, что сказал Зарин-хан, для пуштуна немыслимое оскорбление. Но, во-первых, на Ахмада смотрели пять стволов, и, во-вторых, Ахмад понимал, что, спусти он курок, опять начнется бесконечная война между племенами.
Зази поставил приклад к ноге и, погасив гнев, сказал:
– Не надо, Зарин-хан. На этой земле и так пролито много крови. Пропусти меня с миром. Меня ждет друг. Ему плохо, и я несу лекарства.
– Нет, вы послушайте, что он говорит! – обернулся Зарин-хан к друзьям. – Он просит, чтобы я его пропустил. На колени, сын шакала и волчицы! Вот сюда! – И Зарин-хан выстрелил в землю.
Пуля взвизгнула у ног Ахмада.
– Не хочешь?! Тогда останешься на этой земле навсегда! – передернул затвор Зарин-хан.
Но выстрелить он не успел. Ахмад это сделал быстрее. Ствол «лиенфильда» еще дымился, а он уже кубарем катился вниз по ущелью. Друзья Зарин-хана открыли бешеный огонь, но попасть в Ахмада не смогли. Тогда трое всадников развернули коней и поскакали по тропе, ведущей на дно ущелья, а четвертый, положив тело Зарин-хана поперек седла, повел черного жеребца в селение.
Ободранный, весь в синяках и шишках, Ахмад скатился в долину. Он понимал, что находится на земле мангалов и его ждет верная смерть. Спрятаться, дождаться темноты и под покровом ночи пробраться домой – другого выхода не было. Но спрятаться негде: каменистое ущелье превратилось в широкую долину, где видна каждая травинка. Куда же бежать?
Вдруг сзади послышался топот копыт. Ахмад остановился. В запасе пять патронов, можно сразиться. А что потом? И тут Ахмад увидел дувалы какого-то селения. «К людям! – мелькнула мысль. – Надо бежать к людям, может быть, они спрячут». Из последних сил Ахмад рванулся к дувалам, и у самых ворот встретил седобородого старика.
– Что с тобой? От кого бежишь? – спросил аксакал.
– За мной гонятся. Хотят убить.
– Убить? – удивился стрик. – За что?
– В меня стреляли. Но я попал первым. Теперь за мной гонятся друзья убитого. Спаси меня, спрячь! – взмолился Ахмад. – А ночью я уйду.
– Ну что ж, гость – посланец Аллаха, – улыбнулся старик. – Я тебя спрячу. Проходи в мой дом и ничего не бойся. Здесь с твоей головы не упадет ни один волос. Так учит пуштунвалай[22].
Ахмад перешагнул порог дома и облегченно вздохнул. Когда он смыл с себя грязь и переоделся в чистый костюм, который дал старик, раздался заполошный стук в ворота.
– Джелад-хан! – звучали возбужденные голоса. – Открой, Джелад-хан!
Ахмад обмер. «Ла-илаха ил-Аллах![23] За что такое испытание?! Зачем Аллах привел меня именно в этот дом?!» – в отчаянии подумал он.
– Что случилось? – степенно спросил Джелад-хан и открыл ворота.
– Мы гнались за человеком! – кричали всадники. – Он вошел сюда. Мы видели.
– Ну и что? Вошел. Аллах послал в мой дом гостя. Это большое счастье.
– Это большое несчастье, уважаемый Джелад-хан. Твой гость – убийца. Он убил твоего сына!
