– Я просто чужими пользовался. И еще подумал, что подзаряжусь в автобусе.
– Стоп, а автобус еще здесь?
Он качнул головой:
– Его увез эвакуатор.
– Ай.
Он вытащил свой телефон, посмотрел на него:
– Мой тоже скоро сдохнет. Так что мы с тобой в одной лодке.
– Так себе лодочка. Я бы в другой поплавала.
– Бывают лодочки и похуже. Например, «Титаник».
– И та, что в «Жизни Пи».
– Такой не знаю.
– В ней был тигр.
– Паршивая лодка.
Я снова рассмеялась. В груди будто что-то бурлило, подбрасывало меня в воздух – вот сейчас ноги оторвутся от земли, а я и не замечу. Мне даже было без разницы, что я и тут пролетела с зарядником.
– Как думаешь, может, у него спросим? – Я кивнула на мужика, растянувшегося на скамье.
– В смысле… разбудим незнакомого человека и попросим об одолжении?
– Ну… типа того.
Парень сделал крошечный шажок в мою сторону, отчего сердце забилось в три раза быстрее. Скорее приятно, чем тревожно. Я вдруг поняла, что кроме подраться или оторваться от земли есть и другие способы вызвать прилив адреналина. Положительные, в хорошем смысле. Например – потанцевать. Подраться, оторваться от земли, покружиться в танце.
– Вот только я не уверен, что он проснется в хорошем настроении. У него солнечный ожог на голове.
Я прыснула, потом резко зажала рот ладонью. Парень улыбался, улыбка у него оказалась изумительная, на все лицо, с демонстрацией совершенно ровных, невероятно белых зубов.
– А как такое вообще могло случиться? В смысле, если у тебя нет волос, шапкой-то можно обзавестись?
– Наверняка он сейчас задается теми же вопросами.
– Я к тому, что на фестивале шапку можно было купить где угодно. И даже за разумные деньги – типа тридцатки. – Я ждала, что парень подхватит тему о безумной дороговизне в Сильверспане: я могла бы выдать тираду по поводу буррито за двадцать долларов, что противоречит самому принципу того, для чего существуют буррито, – но он только кивнул.
– Да, согласен. – Он шагнул к мужику поближе. – Начнем с разведки.
– Разберемся, с чем имеем дело.
– Точно. Мы должны оценить ситуацию.
Как классно, что он говорит «мы».
– Кстати, я Дарси. Дарси Миллиган.
Он слегка вздрогнул:
– Дарси?
– Ага. Как в песне. – Он продолжал смотреть на меня без всякого выражения. – Песне «Ночных ястребов». – Я была в курсе, что не все мои сверстники знают эту группу, но ведь она же выступала в последний день фестиваля.
Он кивнул, будто пытаясь припомнить:
– Кажется, я ее слышал.
– Музыка для родаков, – усмехнулась я. – Но… мне имя выбирал папа, и вот… – Я выжидающе смотрела на него, и через секунду он все-таки сообразил, что ему положено ответить.
– Прости! Конечно. Я Расселл.
– Расселл, – откликнулась я эхом, пробуя имя на вкус. Изумительное имя. В нем почему-то звучали осень, одинокая гитара и долгие поездки на машине под бескрайним небом. А главное, у меня не было ни одного знакомого с таким именем, его будто отчеканили для меня прямо сейчас. Мой первый Расселл.
– Расселл. Хенрион, – добавил он, подумав. Произнес с легким акцентом, скорее как «Анрион».
– Французская фамилия?
– А ты говоришь по-французски? – Он что-то протараторил, а я едва не хлопнулась в обморок. Кэти, у которой комната похожа на храм Тимоти Шаламе, сейчас бы вспыхнула как свечка. Классный парень говорит со мной по-французски! Ну, это уже вообще. Я мысленно прокляла себя за то, что в школе выбрала испанский – плюс, по неведомой причине, латынь. И проку мне от них сейчас?
