Мир сжался до размеров арены. Вокруг – никого. Со стороны все выглядит странно – бойцы стоят неподвижно, потом бросок вперед! Дробь ударов металла о металл! И снова застыли. Только у одного льется кровь, другой морщится и тяжело дышит.
Амаст зол и растерян. Он еще не встречал человека, которого не мог бы победить. Кроме своего Наставника. Но тот уникальный боец, он с рождения был великим бойцом. Когда Амаст еще писал в пеленки, Наставник уже был великим Наставником. Но этот?! Как молодой парень может противостоять взрослому мастеру?!
Только один, единственный вывод – этот парень не тот, кем хочет казаться. Ему гораздо, гораздо больше лет, чем столько, на сколько он выглядит. И это настоящий мастер.
Но время идет, силы утекают, и пусть с момента начала поединка прошло всего около минуты, не больше – бой надо завершать, иначе…
Что такое будет «иначе», мастер додумать не успел, потому что ворк сам бросился в атаку, видимо отдав в этой атаке все силы, что у него оставались. И это понятно – еще в первом поединке Амаст заметил, что противник включает ускорение на период не больше чем три-четыре секунды. Этого как раз и хватает на полноценную атаку, длящуюся и меньшее время. Но против человека, который может держать ускорение десять минут подряд – этого было слишком мало. Вот и постарался ворк выложиться на все, что сможет сейчас делать.
И преуспел. Амаст с ужасом почувствовал, что скорость ворка возросла, да настолько, что он, мастер, просто не успевает реагировать на удары! Нет – успевает, но запаздывает, на самую маленькую долю секунды, но запаздывает!
Меч Зарана медленно-премедленно коснулся лба противника – кожа под стальным лезвием, никогда не видевшим заточки расступилась, обнажая белую кость черепа, но этот проклятый ворк все равно успел отвести голову в сторону!
И тут пришла боль. Амаст с ужасом и недоверием смотрел на рукоять меча, которая торчала из его живота, и не верил, не мог поверить своим глазам! Этого просто не может быть! И не потому, что кончик меча закруглен, и надо обладать невероятной силой и скоростью, чтобы таким мечом пробить и одежду, и твердые как доска тренированные мышцы живота. Просто этот ворк не мог, никак не мог дотянуться и убить мастера своим глупым клинком! Это невозможно!
Убить?! Амаст вдруг понял – он умирает. Полторы тысячи золотых – жалкие полторы тысячи! Жадность, и наказание за нее. Самонадеянность – и кара. Спесь – и вот, получи за нее расплату. И все. Больше – совсем ничего.
Первая боль прошла, ощущение было таким, как если бы Амаст съел что-то тяжелое, острое, и теперь у него заныл желудок.
Потом пришла слабость, за ней головокружение, и мозг раненого принял единственно правильное решение – погрузить своего хозяина в беспамятство. Что там будет дальше – неизвестно, но пусть он пока не почувствует боли. Пока не почувствует! Или никогда не почувствует…
«Сердце норовит выскочить из груди» – это не просто оборот речи. Это когда твое сердце работает в дичайшем ритме, как взбесившийся автомобильный дизель, поршни которого в конце концов разлетаются на части и вылетают на белый свет, оставляя в капоте авто рваные дыры.
Я в таком состоянии был тогда, когда впервые начал бегать многокилометровые кроссы во всем боевом снаряжении. Бежишь, пот заливает глаза, рюкзак давит на спину, автомат сделался тяжелым, как двухпудовая гиря. Но тебе нужно бежать. Нельзя упасть и лежать, как трухлявое бревно.
