– Огастес, – вновь оборвала его мать.
Они вошли в кондитерскую, и Огастес мгновенно забыл о пистолете, отвлекшись на ряды восхитительных сладостей.
– Что вы будете, мистер Солт? – спросил Огастес, надеясь, что мать позволит ему попробовать все, что они закажут. Он редко пробовал новое, боясь, что новое лакомство не понравится ему так же сильно, как те, в которых он был уверен. От пирожных жизнь становилась лучше и приятнее.
– Выбери за меня, Гас, – попросил мистер Солт.
– Так меня только вы называли! – воскликнул мальчик.
Ему не было дела до глазевших на него посетителей кондитерской. Владелец был знаком с Огастесом и его матерью и привык к его лицу, но в зале всегда оказывались покупатели, которые, завидев его, морщились или даже уходили, ничего не купив.
Когда-то они с мамой пришли поужинать в один из лучших ресторанов Парижа, и их попросили уйти. Кому-то в обеденном зале не понравилось его лицо. Мама попросила сказать ей, кто именно недоволен, но официант не стал выдавать придирчивого гостя. Тогда она встала и с очаровательной улыбкой, играя ямочками на щеках, спела для всех в ресторане арию, а когда допела и послышались бурные аплодисменты, объявила, что ее зовут Джейн Туссейнт, что она будет целый месяц выступать в Версале, но, к несчастью, больше не посетит этот ресторан, потому что кому-то из гостей не понравилось родимое пятно на лице ее сына. Все в зале смущенно уставились в тарелки, а официант, краснея от стыда, принялся отзывать свою прежнюю просьбу. Джейн просто доела ужин, велела Огастесу очистить тарелку и, взяв его за руку, вышла из ресторана.
Мама всегда была такой, всегда защищала его, даже когда ему не хотелось, чтобы она это делала.
– Нам нельзя прятаться, Огастес, нельзя совать голову под крыло лишь потому, что кто-то считает себя лучше нас. Я пою, чтобы все знали, что лучше меня никого нет, а значит, нет никого лучше тебя. Я бросила в их жалкие лица тот факт, что они оскорбили лучшее сопрано Парижа. И я этого не забуду и не прощу.
Когда Огастес прижался носом к стеклянной витрине кондитерской, в зале показалась дочь владельца, ровесница Огастеса. Она махнула ему рукой:
– Привет, Огастес.
– Привет, Моник.
Она всегда была к нему добра. Поначалу она задавала вопросы насчет его лица, но на них всегда легко было ответить. Получив ответы, она больше не возвращалась к этой теме.
– Пойдем, я покажу тебе котенка. У него очаровательное черное пятнышко на правой щеке, прямо как у тебя, поэтому я назвала его в твою честь. Я так и думала, что ты сегодня зайдешь, ведь ты по понедельникам бываешь у доктора Моро.
– Моник, отведи Огастеса за прилавок и ни в коем случае не пускай котенка в кухню.
Огастес сразу последовал за Моник – мама всегда позволяла ему с ней поиграть. Напоследок он обернулся и, надеясь, что мама расщедрится, прибавил ко всему, что уже успел заказать, кусочек лимонного пирога. Мама и мистер Солт по-прежнему изучали ряды эклеров, пирожных и тортов, но мама что-то увлеченно говорила, стоя гораздо ближе, чем считалось приличным, а мистер Солт так же увлеченно слушал, сцепив за спиной руки, чуть ли не касаясь ее склоненной головы своей головой. Мама любила сладости почти так же, как Огастес, но ему показалось, что сейчас взрослые говорили вовсе не о том, что будут заказывать.
– Огастес, идем, – нетерпеливо окликнула Моник, и он кинулся следом за ней за прилавок, не желая расстраивать подругу даже из-за столь нежданного гостя, каким был Ноубл Солт.
