Она раскраснелась, глаза у нее блестели, и он испугался даже, не больна ли она.
– Нет, мэм.
Ее брови взлетели вверх, за ними последовали уголки губ, – он сумел ее удивить, – а на правой щеке показалась ямочка. Он ошеломленно глядел на эту ямочку, не в силах отвести глаз.
– Значит, вы не хороший человек? – переспросила она, хотя он знал, что она и в первый раз услышала его ответ.
– Нет, не хороший.
– Но… я могу кое-что вам доверить?
– Что именно, мэм?
– Своего сына и… себя.
– Я не имею привычки обижать женщин и детей, если вы об этом.
– Вы не имеете такой привычки?
– Я в жизни не обижал детей и женщин.
– А что насчет других мужчин? Имеете ли вы привычку обижать мужчин? Вы опасны?
В ее голосе так явно звучала надежда, что он чуть расслабил застывшую от напряжения спину, улыбнулся ей уголком рта:
– Я не люблю обижать других людей. Но мне доводилось их обижать. И я смогу снова… обидеть кого-то, если в том будет нужда.
– Вы умеете стрелять?
– Вы просите меня кого-то убить, мисс Туссейнт?
– Нет! Mon dieu[12], конечно, нет. Мне нужна охрана. Личный охранник. А вы к тому же американец. Мне нужен американец.
Он не мог вернуться назад. Он отчаянно хотел вернуться назад. Он замотал головой, но ее шепот сменился нескончаемым потоком слов:
– Все уже устроено. Но мне необходима охрана. – Она никак не могла подобрать верное слово.
– Телохранитель?
– Да… телохранитель.
– И вы хотите нанять меня? – Его охватило нестерпимое желание расхохотаться. В последнее время он так мало смеялся. В последние годы в его жизни было так мало приятного.
– Вы только что сказали, что носите в ботинке пистолет. Если я правильно помню, у него большая деревянная рукоятка. Кажется, это кольт сорок пятого калибра.
При этих словах смех, что бурлил у него внутри, рассеялся.
– Да будь я проклят.
– Вы когда-нибудь убивали?
Он ошарашенно глядел на нее сверху вниз.
На щеках у Джейн Туссейнт алели пятна румянца, вся она буквально дрожала от тревоги.
– Сегодня вечером, в семь, я пою в Опера Гарнье. Это опера. «Богема». Для вас будет оставлено место… в первом ряду. Вы придете?
Голова у него кружилась, но все же он осознал, что есть вопрос, на который ему необходимо сейчас же получить ответ.
– Где ваш муж?
– У меня нет мужа.
Он нахмурился. Эту деталь он запомнил очень четко. У Джейн Туссейнт был муж.
– Насколько я помню, его звали Оливером. Он был так стар, что годился вам в дедушки. А еще он отправил вас прочь с первым встречным и не удосужился даже узнать, пережил ли ваш мальчик ту ночь.
– Он думал, что вы доктор. Вы и сами тогда этого не отрицали, и, судя по всему, он не зря вам доверился, хотя я так и не сумела себе объяснить, ради чего вы пошли на такое.
Он тоже не мог себе этого объяснить и потому даже не пытался. За свою жизнь он совершил тысячи импульсивных, нелепых поступков и ни один из них не мог толком объяснить. В голове у него прозвучали строки, и он постарался их запомнить, чтобы позже записать в свою книжечку.
Ветер толкает
Вверх перекати-поле
К краю утеса.
– Оливер мертв, – сказала она, очертя голову бросаясь к цели. Она и сама чем-то напоминала перекати-поле. – Гастроли спланированы. Билеты на пароход куплены. Даты назначены. Мне нужен сопровождающий. Нам. Мне и Огастесу.
Она кашлянула, прочищая горло, и распрямилась, встретилась с ним глазами, придала лицу безмятежное выражение.
– Я вам хорошо заплачу, – прибавила она.
