— И мою повесь, будь так добр.
— О, сучка, я ведь знаю, что ты терпеть не можешь, когда я добрый, — хватаю рубашку, а Миланику к матрасу за шею прижимаю. Она, как по команде, ноги раздвигает, чуть поднимается на локтях и шепчет на ухо, вылизывая его.
— Ну, повесь рубашку. Пожалуууйста. Не пойду же я по улице, как шлюшка!
— Ну, а кто ты? Пусть все видят.
— Мерзавец. Вот обижусь сейчас и уйду.
— По собственной воле? — смешная, словно не сама на встречу навязалась, когда узнала про мое новое приобретение. — Я бы на это посмотрел.
Она вздыхает, тянется ко мне губами накаченными, а я со смешком поднимаюсь.
— Матвей!
— Я рубашку пошел вешать, что не ясно?
А стоило подойти к окну, как замечаю пигалицу, неровно шагающую по брусчатке, которой усыпан двор. Ноги свои на этих шпильках сломает. Она вдруг запинается и падает, прямо в лужу. Но вместо того, чтобы встать, остается сидеть на месте. Ну, и что за хуйня?
Бросаю рубашку Миланики на пол, сдирая свою с окна и на выход иду.
— Матвей! Ты куда?! — орет мне в спину Миланика.
— Скоро вернусь! — кричу в ответ, дверь даже не закрывая. Все равно, там ничего ценного.
Спускаюсь по лестнице, на ходу рубашку надевая, толкаю шаткую дверь на улицу, тут же находя взглядом Лизу.
Тут же подхожу и из лужи ее вынимаю.
— Что? — она не понимает, дергаться начинает. — Отпустите!
— Ну, и чего ты в луже сидишь?
— Не ваше дело! Отпустите, говорю.
— Пошли домой.
— Не хочу я домой! Отвалите, — она все-таки вырывается, на меня волком смотрит.
— Кто обидел? Очередной мажорчик? Вместо ресторана в шаурмечную повел?
— Да как вам в голову такое пришло?! — взрывается она.
— А из-за чего еще тебе расстраиваться?
— Да пошли вы, знаете куда? — она хочет обойти меня, но я удерживаю ее руку, ледяную настолько, что обжигает.
Дождь просто в пух и прах уничтожил ее идеальную прическу, оставил от макияжа не слишком приятные разводы, а пальто превратил в тряпку. Но при все при этом, она, все равно, хороша. От натуральных пухлых губ до огромных глаз, в которых плещется ярость и обида.
— Поехали, — тяну ее в сторону арки, она упирается, но не слишком.
— Куда?! Мне домой надо!
— Покажешь, кто тебя обидел, обсохнешь, а потом уже домой пойдешь.
— Ну, и зачем вам это? — тормозит она уже возле машины, обнимает себя за плечи, невольно собирая в кучку небольшие сиськи. Мозг рядом с этой девчонкой вообще работает наполовину только, а желание нагнуть ее — выходит за все границы разумного. Она же, скорее всего, целка, ищет выгодного принца, а мне нахуй не нужна эта возня.
Но увидеть, как в ее взгляде вспыхнет не только вожделение, но и восхищение, просто необходимо.
— Спроси меня, когда обратно поедем. Пока я не готов ответить на этот вопрос.
Открываю ей двери, а она долго думает, залезать ли внутрь.
— Я вам не доверяю.
— И это очень правильно. Перцовый баллончик есть с собой? Начну наглеть, прыскай.
— Думаете, я за себя постоять не смогу?
— Знаю, что не сможешь. Садись, давай.
— Боитесь, что машину дождем зальет?
— Мы живем в Питере. Ее так и так зальет.
— У меня пальто насквозь, я вам сидения испачкаю.
— А химчистки на что? Давай уже! — в нетерпении толкаю ее на переднее сидение. Она стучит своими босоножками, стряхивая воду, и только тогда загружает свои бесконечные ноги. И это при ее-то метр шестьдесят пять.
Хлопаю дверью, стыкуясь взглядом, чувствуя, как по телу щекочут мурашки.
Ну, что ж, ради таких ног можно и в героя сыграть.
