Банджо. Роман без сюжета - страница 30

При этих словах сенегальский матрос разразился новой возмущенной речью, перемежаемой отборными ругательствами в адрес англосаксов и всех, кто лижет им задницы, и хозяин заявил, что если сенегалец не в состоянии вести себя с ним повежливее, то может покинуть заведение. Моряк сказал хозяину на это, что пускай даже он, хозяин, и побывал в Соединенных Штатах, и денег заработал там столько, что по возвращении в Марсель смог прикупить себе тут целый бар, а всё-таки не следует забывать о том, что он – обыкновенный черножопый из дакарской трущобы, а вот сам матрос тем временем – fils des nobles[20], отпрыск одного из старинных аристократических родов Сенегамбии. Хозяин парировал, что от африканской знати теперь остались только рожки да ножки. Спроси, мол, об этом европейцев, а особенно французов – они ж теперь главные белые загребалы во всей Африке.

Сенегалец опять вскочил, точно его кто укусил пониже спины, и изготовился броситься на защиту своей страны, но хозяин замахнулся на него журналом «Черная раса». Это был журнал, издаваемый в Париже борцами за права негров, французскими африканцами. Журнал лежал в кафе для продажи, на самом видном месте, хотя кое-кто из посетителей-цветных и говорил хозяину – мол, им не кажется, что торговля этим журналом сильно способствует процветанию его бизнеса.

Но у этого владельца кафе всё было заведено на свой лад. То, что с самого открытия дело не то чтобы заладилось, язвило его самолюбие. Прежде чем он купил заведение, клиенты здесь были все сплошь белые, а теперь белые дорогу сюда позабыли, если не считать пропащих девчонок из Канавы. Он подмечал, что белые заглядывают внутрь – но стоит им увидать черных парней, их и след испаряется. Хорошо одетые сенегальцы, захаживавшие сюда, уверяли его, что белые обходят его кафе стороной не из-за предрассудков, а потому что чернокожие, которые тут прохлаждаются, все как один грязные вонючие оборванцы. Хозяин подчеркнул, что чувство его не обманывает – дело в предрассудках. Белым людям, неважно какой национальности, не по вкусу, когда черные процветают.

Владелец кафе неколебимо стоял за «Черную расу» еще и потому, что торговать журналом ему пытался отсоветовать какой-то обрюзгший боров, некогда колониальный чиновник, который теперь вроде как пытался способствовать благоденствию коренных жителей Марселя. Этот белый господин убеждал хозяина, что негры, издающие «Черную расу», копают под Францию, и их изданьице следовало бы запретить, а самих изловить и бросить в тюрьму. Хозяин сказал ему тогда, что они не в Западной Африке – там, он слыхал, местные власти запретили распространять «Негритянский мир»[21], – а в Марселе, и уж тут-то, смеет надеяться он, никто ему не указ в том, как распоряжаться собственным кафе. Хозяин уверял, что господин чиновник покинул кафе даже не простившись, со всей возможной поспешностью и бесцеремонностью.

– Вообразил, что он в Африке, – взорвался хозяин. – Он хотел всё обо мне вынюхать. Влезть в мои бумаги. Точно полицейский! Кабы не бизнес, показал бы я ему свою черную метку, ух показал бы. Хотел даже выузнать, каким это образом я подзаработал деньжат в Америке. Я ему сказал, что во Франции не заработал бы их до скончания времен.

– Чувство было такое, точно ко мне залез взломщик, – продолжал он. – В Америке ни один белый ни разу не совал нос в мои дела. Но эти французы хуже легавых. Хотят всего тебя как облупленного знать, особенно если ты черный. Я им покажу, что не так-то прост.