Лежать на подушке было очень уютно. Даже не хотелось открывать глаза. А открыв – хотелось их закрыть, и не открывать больше никогда. Потому что Главе клана троллей вдруг представилось, что он стал гоблином. Только у этих ребят (и девчат тоже) кожа и на руках, и на лицах, и в иных местах нескладных тел была зеленой. Как и у Александра сейчас. По крайней мере ладони, которые он поднес к глазам, точно имели интенсивно-зеленую окраску.
– Трындец, – заявил он себе, – интересно, еще одна веревка в сумке есть?
С этими словами он резко сел на кровати, возвращая миру и собственным ладоням естественную окраску. Казалось, ничто вокруг не изменилось. Только вот со спины, оттуда, откуда он только что встал, тянуло таким приятным теплом. Александр резко вскочил с кровати, и уставился на большой прозрачный шар зеленого цвета, в котором он и находился верхней частью своего тела, и который так напугал парня. Вернее, это было полушарие; вторая часть шара очевидно терялась в покрывале, подушке, матрасе…
Он нагнулся, и с понятным удовлетворением отметил, что эта короткая цепочка его не подвела; самый краешек шара светил ровным зеленым светом под кроватью. Это почему-то взбодрило Александра – так, словно он съел еще одно блюдо с мясом. Он даже огладил этот шар, как хорошего друга; погладил по поверхности волн, из которых шар и состоял. Каким-то особым зрением шеф отмечал, что эти волны густыми прядями поднимаются из самой сердцевины шара, которая находилась где-то в районе подушки, и возвращаются назад, не в силах покинуть родное гнездо.
Александр повернулся. Сумка лежала на кресле, и светилась ровным голубым цветом. Как и кресло, кстати. Вообще-то в комнате много что выглядело чуть иначе. Больше всего Сашу поразили стены. Они были все испещрены какими-то закорючками, горевшими ярко-красным пламенем. И видел их Александр не только на гладкой ровной поверхности, но и в толще стен. Такие же, но чуть менее интенсивные значки расползлись по огромному стеклу, которое и представляло собой окно. На то, что в этом окне размером где-то полтора на два метра не было оконных переплетов, он обратил внимание сразу же, как вошел в комнате. Но и тогда, и сейчас, не сомневался, что такую хрупкую на вид прозрачную ограду не разбить даже кувалдой. Но теперь он знал почему. Нет, не так – он знал, что прочность и стен, и материала, который заменял тут стекло, была связана именно с этими закорючками. Которые словно живые бродили внутри каменной тверди.
В голове вдруг тревожно забили невидимые молоточки. Ну, или забегали те самые барашки из стада, что прежде стройными рядами ждали команд пастуха. Они словно кричали ему, Александру: «Хозяин, опасность!».
– Где? – резко повернулся шеф, – здесь?!
Он уперся взглядом в крюк, по прежнему висевшему на потолке, и провел ровную линию до пола. Вернее, линия там уже была – тонкая, черная, дрожащая от внутреннего напряжения, и испускавшая вокруг себя волны злобы, страданий и отчаяния. Именно так – злобы того, кто сейчас, быть может, наблюдал за ним, и страданий с отчаянием существ, что наполняли эту злобу неимоверной силой. Александру хотелось рвануть отсюда, от этого черного троса толщиной миллиметров в пять, подальше. Желательно из трактира, и города. Но он пересилил себя; представил, как показывает фигу существу, пытавшемуся донести до него ауру всемирного ужаса.
