Палваныч скорбно вздохнул. При его любви к алкоголю и многолетних ежедневных спиртовых возлияниях вынужденный трезвый образ жизни угнетал. Собрав волю в кулак, прапорщик отринул мечты о выпивке и взглянул в указанном парнем направлении.
По дымящимся развалинам топтался пегий беспородный пес. Топтался он не абы как, а на задних лапах, обутых в красные лакированные ботинки. Удивительно, но такое хождение не отнимало у пса сил и внимания.
– Неплохо для дворняжки, – оценил Дубовых. – Мечта Куклачева, блин!
Коля поморщился. За укротителя кошек стало обидно.
– Эй, Кабыздох! – позвал Палваныч необычного кобелька. – К ноге!
– Сам ты Кабыздох, – откликнулся «двортерьер», пиная пижонским ботом головню.
Прапорщик онемел от вопиющей наглости гражданского лица.
– А как тебя зовут? – спросил солдат.
– Пес в башмаках к вашим услугам. – Лопоухий зверь постарался горделиво подбочениться, и это ему почти удалось.
– Это как Кот в сапогах? – поинтересовался Лавочкин.
– Оскорбить изволили, – проговорил пес. – Сравнить подлинного гения с жалким эпигоном!..
– С кем?! – вклинился Палваныч.
– С подражателем, – просветил командира Коля и поспешил реабилитироваться в глазах умной животины: – Прости, пожалуйста! О коте приходилось слышать, а о тебе, к сожалению, нет.
– Вот! Вот! – Зверь воздел передние лапы к темнеющему небу. – Перехватил мою идею, паразитирует на образе… Горе мне!
– Да не слушайте его! – крикнула крестьянка, ненароком услышавшая разговор. – Брешет, окаянный!
– Завистники, кругом завистники, увы, – скорбно прокомментировал пес. – Но, позвольте, с кем имею честь?..
– Я – Николас, а это Пауль, – представился Лавочкин. – Путешественники.
– Романтично, романтично… – одобрил зверь, кивая совсем по-человечьи. – Я тоже, знаете ли, со щенячьего возраста мечтаю о странствиях и приключениях…
Вдруг Пес в башмаках замолк и принялся ловить носом носящиеся в пропитанном гарью воздухе запахи.
– Прошу извинить, дела, – почти протявкал он, встал на четвереньки и припустил куда-то в кустарник, растущий неподалеку от замкового рва.
– Какие дела? – произнес Палваныч вслед необычному знакомцу.
– Известно какие, – хохотнула крестьянка. – Он же кобель самый натуральный. Учуял самочку, вот и сорвался.
Столь резкое падение пса с высот цивилизации в пучину животных инстинктов удручало.
– Пойдем, рядовой, – сказал прапорщик, направляясь к замку. – Попросимся на ночлег.
Словоохотливая крестьянка и тут не смолчала:
– Кто ж вас пустит? Не видите, мост поднят?
– Покричим, опустят, – не очень уверенно запланировал Палваныч.
– Держи карман шире! Пока по округе болтаемся мы, погорельцы, поганец барон мост не опустит. Боится, что мы явимся требовать новое жилье. Старое-то он не стал защищать.
– Вы барону налоги платите? – вступил в прения Коля.
– Еще бы! – Круглое лицо селянки исказила гримаса ненависти. – Обирает до нитки.
– Так ведь налоги, насколько я в курсе, являются платой за защиту от врага, – умно задвинул солдат.
– Хорошо звучит, но на деле все не так… – Женщина опустила плечи.
– Проведите забастовку!
– Чего провести?
Естественно, местные простолюдины не были знакомы с теорией организованного протестного движения рабочего класса и крестьянства.
Лавочкин пояснил суть акции:
– Откажитесь работать. Напишите плакаты. Что-нибудь типа «Долой лобенрогенский произвол», «Лобенрогена в отставку», «Барон, иди считать ворон» и тому подобное. Выйдите толпой к замку. Потрясите плакатами, покричите призывы. Требуйте денежной компенсации за ущерб, понесенный вследствие недостаточного принятия мер по обеспечению защищенности налогоплательщиков…
