– Простите, – окликаю ее, подходя ближе, – вы не видели тут вот эту собаку? – протягиваю телефон, а она фыркает:
– Конечно, это Арчи. С виду грозный, а ласковый, как теленок.
– А хозяина его Вы знаете? – столько надежды голосом транслирую, что женщина начинает щуриться, почуяв неладное, но отвечает:
– Какой-то парень. Они часто тут гуляют. А в чем дело? Потерялся?
– Вроде того, – мямлю, имея ввиду хозяина, – а Вы не видели, с какой стороны они приходят?
– С того входа, – кивает на дальний и вдруг рявкает так, что я прикрываю одно ухо: – Матильда, брось!
Матильда, то есть одна из такс, подняла с земли какую-то бутылку и весело заскакала в противоположную от хозяйки сторону, а та побежала следом, размахивая поводками. Вторая такса кинулась за ними, дворняга пошла вперевалочку, а я немного понаблюдала за этой процессией с улыбкой, потом опомнилась и зашагала к дальнему входу в парк.
Приставала ко всем подряд, кого удалось перехватить на улице, совала под нос фотографию Арчи, угадывая направление, и через пару часов оказалась во дворе примерно за три дома от парка и устало опустилась на лавочку у первого подъезда. Минут через пять ко мне присоединилась мамаша с коляской, сонная и замученная, я долго боролась с собой, решая, стоит ли терзать ее еще сильнее, а потом малодушно решила, что, если она не захочет разговаривать, просто пошлет.
– Простите, – шепчу и притягиваю ей свой телефон, – вы видели тут эту собаку?
– Арчибальд, – фыркает девица, – хозяин у него красавчик.
– Наверное, – не рискую развивать тему, уклонившись от прямого «о, да, черт возьми!», – а Вы не знаете, в каком подъезде он живет?
– Да прямо надо мной, – снова ухмылка, – должны скоро выйти на прогулку, – и тут до меня доходит, что она вышла не с ребенком погулять, а подкараулить соседа. Неловко убираю телефон обратно, усиленно рассматривая жидкую растительность у подъезда, и чувствую, что напряжение становится обоюдным. Девушка хмурится, сообразив, что и мне от него что-то нужно, и спрашивает с вызовом: – А вам какое дело?
– Да я кинолог, – отмахиваюсь, как будто это все объясняет, она тянет понимающе-непонимающее «а-а-а», сделав какие-то свои выводы, а я бросаю взгляд на часы, недовольно цокаю языком и ворчу в поддержку своей теории: – Что-то долго не выходят… вообще, в парке должны были встретиться…
– Точно, – кивает согласно, – может, проспали?
– Наверное… Попробую достучаться, – поднимаюсь с тяжелым вздохом, а возле двери прошу: – Вы мне не откроете?
– Открою, чего ж не открыть, – подходит, проведя магнитным ключом по двери, а я продолжаю играть свою худшую роль, бросая отстраненно, якобы старательно напрягая память:
– А какой у них номер квартиры?
– У меня семнадцатая, а у них – не знаю, сами посмотрите, – отвечает лениво, потеряв всякий интерес и ко мне, и к разговору в целом.
Семнадцатая квартира оказалась на пятом этаже, я поднялась выше и позвонила в двадцать первую, зачем-то закрыв глазок рукой. Постояла пару минут, потом позвонила вторично, поняла, что выгляжу подозрительно, убрала руку и названивала еще минут пятнадцать, пока не разозлилась, с раздражением подергав за ручку. И дверь неожиданно открылась.
В фильмах всегда показывают подобные моменты, но музыки с нарастающим напряжением не звучало, за окном была светло и солнечно, поэтому я отважно шагнула на чужую собственность, крикнув:
