На втором этаже располагались четыре смежные комнаты, которые теперь стали гостиными, залой и будуаром миссис Прауди. В былые дни одна из них служила епископу Грантли спальней, а вторая – гостиной и кабинетом. Новый епископ, однако, был выдворен в малую гостиную на первом этаже с разрешением принимать своих подначальных в столовой, если они вдруг явятся в таком количестве, что не смогут поместиться в небольшой комнате. Он попытался возражать, но после короткого спора согласился.
Сердце миссис Прауди гордо билось, когда она обозревала свои апартаменты. Они и правда были великолепны – во всяком случае, при свечах, – хотя и отделаны с похвальной бережливостью. Большие комнаты, полные людей и света, всегда выглядят импозантно, потому что они большие, а также полны людей и света. Дорогие украшения и мебель нужны для маленьких комнат. Миссис Прауди знала это, и по ее приказанию в каждой комнате повесили по огромной газовой люстре с дюжиной рожков.
Гостей ожидали к десяти, ужин должен был продлиться с двенадцати до часа, а к половине второго всем предстояло разойтись. Кареты подъезжают со стороны городских ворот, а уезжают через наружные. Разъезд начнется без четверти час. Все устроено превосходно, а мистер Слоуп – бесценный человек!
В половине десятого епископ, его супруга и три дочери торжественно вступили в залу. Мистер Слоуп отдавал внизу последние распоряжения касательно вина. Он прекрасно понимал, что деревенским священникам и прочей мелкой сошке необязательно подавать то же, что соборной аристократии. В подобных вещах существует полезная градация, и на крайние столы можно поставить марсалу по двадцать шиллингов дюжина.
– Епископ! – сказала супруга, когда его преосвященство сел. – Не садись на эту кушетку, она приготовлена для одной дамы!
Епископ вскочил и опустился на плетеный стул.
– Для одной дамы? – осведомился он кротко. – Ты имеешь в виду какую-то определенную даму, душенька?
– Да, епископ, одну определенную даму, – ответила супруга, не снисходя до объяснений.
– У нее нет ног, папа, – хихикнув, сказала младшая дочь.
– Нет ног! – воскликнул епископ, вытаращив глаза.
– Вздор, Нетта! Не говори глупостей, – вмешалась Оливия. – Ноги у нее есть, но они отнялись. Она всегда лежит, а когда выезжает, ее носят четыре лакея.
– Как странно! – заметила Огеста. – Мне бы не понравилось, если бы меня всегда носили четыре лакея! Мама, у меня сзади все в порядке? По-моему, шнуровка распустилась. – И она повернулась спиной к обеспокоенной родительнице.
– Еще бы! – сказала та. – И завязки нижней юбки выбились на целый ярд. Не понимаю, зачем я столько плачу миссис Ричардс, если она не желает хотя бы посмотреть, пристойный ли у вас вид! – И миссис Прауди подтянула шнуровку, оправила оборку, дернула дочь, встряхнула ее и объявила, что все в порядке.
– Но все-таки, – сказал епископ, умиравший от желания узнать что-нибудь про таинственную даму и ее ноги, – для кого эта кушетка? Как ее зовут, Нетта?
Громовой стук в парадную дверь прервал его. Миссис Прауди встала, слегка встряхнулась и, глядя в зеркало, подергала чепец. Девицы, поднявшись на цыпочки, поправили банты на груди, а мистер Слоуп кинулся наверх, перепрыгивая через три ступеньки.
– Но кто же это, Нетта? – шепнул епископ младшей дочери.
– Ла синьора Маделина Визи Нерони, – шепнула та в ответ. – И не позволяй никому другому садиться на эту кушетку.
