Бард и Сердце Святых Клинков - страница 7

Эмма хихикнула, уткнулась мне в грудь и не разрешила встать. Я едва различил шёпот: «Можно ещё посидеть немножко». Сопротивляться не смог и лишь обнял девушку, мягко и медленно поглаживая её по спине. Небольшая буря, призванная моей музыкой, разошлась, и на поляну снова выглянуло солнце, приятное и нежное.

Прикрыл глаза и расслабился, вдыхая запахи ельника и полевых цветов. А всё-таки красивое место, знал ведь, куда звать, жучара.

Когда мы вернулись в таверну, Ганс уже проснулся. На вопрос, где это мы ходили, я отшутился, а потом добавил, что встречали рассвет. Эмма следовала за мной, словно хвостик, и по её глазам я видел, как она ждёт разговора. Решительности на него у меня совсем не было, поджилки тряслись от одного взгляда на Ганса, от мысли, что я ему хочу предложить. Не найдя другого выхода, я просто заперся у себя в комнате.

Не знаю, с какой стороны подойти, как начать этот разговор. Просто прийти и поставить перед фактом: мол, друг мой сердечный, а ты знал, что Эмма тренируется тайком от нас всех? Или не стоит об этом упоминать? Лучик просила меня сохранить это в секрете. Тогда как объяснить, что я хочу взять её с собой в путешествие? Нужен ведь какой-то предлог, да? Гансу определённо нужны будут весомые доказательства и факты, почему вообще стоит соглашаться на эту авантюру. И что я ему предложу?

Я невеликий воин, и мои слова о полной защите и безопасности Эммы будут для него пустым звуком. Как бы давно мы друг друга ни знали, но дочка для него дороже всего на свете. Нужно начать с малого, предложу ему пофантазировать: а что, если Эмма решит сбежать. Возможно, он уже думал об этом, и я смогу постепенно вывести его на разговор о путешествиях, хотя бы со мной.

Если так подумать, вся моя жизнь будто была предрешена с рождения. Моя семья поколениями владела кузницей и изготавливала оружие и доспехи, даже мать занималась ювелирными украшениями и делала амулеты для магов. Мой отец ворчал, если я начинал петь, но всегда смягчался под взглядом мамы. Меня тоже приучали к работе за наковальней, но это место всегда будто высасывало из меня силы, и я в секунду терялся, обмякал, часто терял сознание от жары и шума. Я всегда старался избегать кузницы и часто просился с матерью. Среди камней мне было проще работать.

Наша семейная кузня была небольшая, там всегда трудились двое: мой дедушка и отец, иногда приходили наёмные рабочие. Огромная наковальня стояла посередине, и очень часто дедушка с отцом отбивали мечи вместе, клинки всегда были слишком большими для одного дворфа. Когда мне исполнилось пять, я начал очень быстро расти, и отец уже с нетерпением ждал, когда я стану для него подмастерьем. Но в первый же мой рабочий день я чуть не сжёг себя. Меня отправили раздуть огонь, а я ещё ни разу не пользовался мехами, и эта огромная махина подбросила меня почти в самый огонь. В последний момент дедушка откинул меня подальше от разгорячённой печи. Его борода сгорела под ноль, а лицо покрылось шрамами.

После того дня мама забирала меня в свою мастерскую, а иногда отец передавал мне уже готовые мечи на полировку. Родители и сами перепугались и решили на время оградить меня от опасной работы. А вот ухаживать за оружием мне понравилось. Когда полируешь металл до блеска, кажется, он поёт, искриться, а если постараться, то можно даже разобрать лёгкую мелодию. В детстве у каждого меча для меня была особенная песня, я запоминал эти мотивы и ритмы и позже играл для мамы, а она помогала сочинить песню. А ювелирные украшения, которые мы делали с мамой, они были такие утончённые, маленькие и изящные, словно эльфийские фигурки.