Верон и сам не понимал, почему так упорствовал на показательной казни Охотника. Ведь с самого начала он постоянно убеждал себя в том, что Воин Смуты всего лишь обычный и ни чем не примечательный звероящер. Откровенно говоря, до некоторых пор у него не было в том сомнений. Совершая свой первый визит в камеру Охотника, он лишний раз желал доказать себе и всем окружающим, что все россказни о знаменитом барголе, лишь жалкие сказки. Адмирал Севор распорядился организовать под камеру для Охотника один из мусорных накопителей. Огромный бак с автоматическим сбросом за борт вычистили до блеска и оборудовали по всем стандартам армейского быта: откидной койкой, автономной уборной и тумбой столиком. Лишних удобств, как и индивидуальной охраны у герметичной двери, барголу не предоставили. Кроме Владыки баргола никто не навещал, а на все остальные непредвиденные ситуации у дежурных офицеров был единственный приказ: отстыковать от корабля бак с Охотником при любых подозрениях на побег или угрозу для экипажа.
Передав пленного в руки своим поверенным, Верон три недели не вспоминал о нём. Только основательно обосновавшись на последней локации и обнаружив в жалкой системе чахлую планетку с атмосферой, он вновь вернулся к мысли о казне Охотника. Дав команду барголам Смуты организовать на поверхности захудалой планетки грандиозный колизей, Верон желал сделать из расправы над Охотником полномасштабное зрелище, сам он немедленно отправился навестить заключённого.
Владыка Смуты стало любопытно, как отреагирует на скорую смерть непобедимый баргол. И отчасти ему хотелось понять в чём же собственно заключалась особенность Воина Смуты, и как ему удалось бросить вызов богу и победить пятого Странствующего брата. А ещё, навещая пленного, Верон в душе надеялся подобрать ключики к воле Охотника и сломить непокорного звероящера. Он мечтал увидеть на плахе поверженного и растоптанного Воина Смуты, и ни как не предполагал, что его визит обернётся трагедией для него самого. К камере Охотника Верон явился с помпой во главе акурианского караула и яркой любопытной свитой из бесполезных представителей высшего света. Правда, в саму клеть он вошёл в одиночку. Поразительно, но Верон ощутил лёгкое беспокойство, войдя в камеру. Несмотря на силовые оковы на руках баргола и совсем древний способ сдерживания, как прикованные цепями к полу ноги пленного, он всё равно почувствовал себя незащищённым рядом с Охотником. Своими опасениями Владыка Смуты, абсолютно не стесняясь, поделился с барголом:
– Удивительно, ты закован в трюме моего корабля, а я чувствую страх моих подданных перед тобой. Даже мне не по себе от твоего присутствия рядом со мной. В чём твой секрет?
Ответ Охотника прозвучал спокойно без тени иронии и издёвки. Больше походило на то, что баргол напутствовал любопытного ученика:
– В том нет ни чего примечательного. Для всех, и ты не исключение, я – символ чего-то могущественного и неведомого. Вам кажется, что во мне скрыта какая-то сила или тайна, не разгадав которую, вы не сможете стать мне равными и тем более выше. Поэтому вам проще меня отвергнуть, а лучше всего сжечь на костре. И забыть о своих страхах.
– А разве это не так? Ты единственный, кого бог Воли удостоил честного поединка, и тебе удалось его одолеть, – не скрывая своего любопытства, заявил Верон.
– Тебе, прямому потомку Дарующей, не хуже меня известно, каким могуществом обладали Странствующие. И кем на самом деле мы являлись для них. Ты и впрямь веришь в истории, будто я бился с богом в честном бою?!
