БАРmen - страница 12

Отпускать ситуацию – это великое искусство, которым владеют лишь не многие, и не важно, обычный ты танкист или какой то великий царь. В отличии от остальной моей родни он хоть и любил выпить, но никогда не опохмелялся и в запоях не бывал, за что я его всегда уважал с самого раннего детства.

Бабушка Фаина всю жизнь работала в школе учителем младших классов, её закинула жизнь под Архангельск по распределению, как тогда часто бывало, – отучился и будь добр, отдай долг Родине и езжай в какой-нибудь Крыжополь годика на три, а дальше многие так и оседали, ведь в то время семьи заводили очень рано. Она пекла восхитительные пироги и кулебяки, конечно же с треской, это тоже разновидность северного пирога, и хоть и была своенравной, но в доме у них всегда было тепло и уютно, сердечно что ли. Они жили в таком советском деревянном двухэтажном доме в простой двухкомнатной квартире на втором этаже, одна комната была проходной, воду приходилось таскать из колонки, и долгое время было печное отопление. Двери тогда никто и никогда не закрывал на ключ, я это хорошо запомнил, так же как и потом в лихие 90-е, когда квартиры стали превращать в настоящие крепости, состоящие из толстенных решёток на окнах и тяжеленных дверей, по толщине металла напоминающих огромные сейфы.

Запомнилась мне одна история, которую поведала она мне сама.

Была она беременна вторым ребёнком, моей мамой, и говорит, срок уже подходил, а она таз с бельём тяжёлый подняла и чувствует началось, а ближайшая больница через реку надо ехать по зимнику, ну или пешком около часа минимум. Что бы вы думали, оделась, а зима стояла, январь, трескучий мороз, на крайнем севере не забалуешь, и она одна, пешком так и добежала. Только-только поспела, говорит. Вот это люди были, прям диву даёшься, как из камня, или даже стали что-ли.

Часто я оставался у них на всё лето, и это были самые прекрасные дни моего детства, полные радости и веселья, тепла и любви. Я, как маленький зверёк, отогревался у них Душой после всего, что происходило у меня дома. Они дарили мне то внимание, которое я не получал в своей семье, проводили со мной время, занимались мной и благодаря наверное им я не превратился в конченного психа.

Вторую бабушку, Лидию, сестру кстати назвали в честь неё, я не помню, она рано умерла, когда мне было лет пять, отец рассказывал, что она была крайне добрым и отзывчивым человеком, вот только здоровья Бог не дал, умерла на пути в посёлок Кегостров, торопилась к деду, несла обед, да так и не успела, сердце остановилось.

Посёлок Кегостров, что стоит прямо напротив Архангельска на другой стороне реки Северная двина, является моим родовым гнездом по отцовской линии, там до сих пор стоит старый большой деревенский дом, в котором живёт брат отца Алексей. И род мой с этих мест тянется с далёкого 16 века, о чём я делал официальный запрос в архив. Можно смело утверждать, что по крови я коренной помор из обычной рабоче-крестьянской семьи, и весь мой род берёт свои истоки из простых крестьян.

Самым ярким представителем поморов до сих пор остаётся гений Михайло Ломоносов, которым я восхищался ещё в детстве. Восхищало и то, что он до Москвы дошёл в лютую зиму с обозом, а это ни много ни мало 1200 км, и то, сколько всего он успел сделать для Руси за свои 57 лет. Литература, химия, история, и много где ещё он оставил отпечаток своего гения для своих потомков. Был смел и отважен и никого не боялся, гнул свою линию, даже оставаясь один против всех и в тюрьме. В одной книге про него я прочитал, что как-то под хмельком ночью гуляя по Питеру, на него напали два матроса, у одного из них был нож. Того, который был с ножом – он убил с одного удара кулаком, это же какой силищей нужно обладать, а второго скрутил и сдал властям.