Впервые я почувствовал диссонанс от мысли несомненно принадлежащей барону: « Да и загноившаяся рана от стрелы позволяла мне рассчитывать не более чем на два-три дня жизни. Себя, к тому времени я зачислил в разряд мертвых.» Казалось, что тут может быть неясным. Обширное заражение крови и в мое время — время развитого капитализма - магистральный путь на смертный одр. А уж нынешняя феодальная медицина вряд ли намного превзошла уровень Авицены и от антибиотиков еще очень и очень далека.
Только вот тем самым вторым планом, с трудом для меня различимым, проскакивало понимание того, что барон Сван ни на секунду не сомневался в благополучном для себя исходе. И уж совсем диким казалось то, что возможность остаться в живых барона совершенно не вдохновляла. Казалось, что он относился к перспективе выжить скорее как к неизбежному злу, с которым приходится мирится.
И почудится же такое. Спишем ка мы все это на легкую форму шизофрении. Как никак предпосылки для психического расстройства в виде чужих воспоминаний, присутствующих в собственной голове в наличии. Нужно только понять, а до какой степени голова, в которой нынче прибывает мое сознание, принадлежит мне. С одной стороны я - Андрей Сопов вроде бы как главный. Барон Сван по необходимости делится со мной нужными воспоминаниями и навыками и является личностью несамостоятельной. То есть находится в полном моем подчинении. С другой стороны отголоски чужих мыслей оставляют ощущение, будто мой временный альтер эго гнусно хихикает и от всей души развлекается, наблюдая за моими смешными, с его точки зрения, поступками. И если возникнет такая необходимость, тут же определит меня куда-нибудь на задворки без права голоса.
Не знаю, куда бы могли меня завести все эти размышления, но, к счастью, меня отвлекла дуэнья
-Барон, рассказывайте дальше. Что было потом?
- Потом меня повезли к Падишаху. Он должен был определить мою судьбу. Но из разговоров со стражей, которая сопровождала мою телегу на протяжении недели, я понял, что заморачиваться по поводу исхода этой встречи не приходится. Выбор стоял между - быть четвертованным, либо быть сваренным в кипящем масле. По каким-то непонятным причинам Падишах не склонен был к разнообразию в казнях для своих пленных, хотя по словам тех же стражников квалификация его палачей позволяла реализовать не менее полусотни различных вариантов на любой вкус – от банального удушения шнуром, до изощренного снятия кожи со всего тела и лица, да так что жертва оставалась в живых еще несколько часов и при этом могла видеть своих мучителей и разговаривать с ними.
- И вы просто сдались, не попытались убежать, не попытались хотя бы убить кого то из стражников?!- Впервые за все время заговорила Лаура. При этом ее тон и мимика выражали не просто недоумение. Нет. В интонациях явно слышалось презрение и негодование.
- А зачем, - совершенно умиротворенно переспросил я свою невесту. Снова нахлынули воспоминания. Меня неплохо кормили. У Падишаха оказались блестящие врачи. Во всяком случае, за время поездки моя рана совершенно зажила, оставив небольшой шрам, почти царапину. И это буквально за три перевязки и с помощью гнуснейшего на вкус отвара, который я вынужден был пить всю неделю. Ну и самое главное. Я всегда хотел увидеть Падишаха и не собирался упускать такую возможность. Кроме того, за время пути я получил прекрасную разговорную практику арейского языка. По крайней мере я все понимал и достаточно внятно мог изложить любую свою мысль.
