Наконец небольшое войско под знаменами Северинов отправилось на восток и через полдня пути встретило основные силы союзников, а уже на следующий, еще до полудня, столкнулось с мятежниками.
Первая битва – всегда самая страшная. Сначала все шло достаточно хорошо, как по учебнику: солдаты держали строй, менялись местами, когда кто-то из первых шеренг выдыхался, и поддерживали железную дисциплину, но внезапно ситуация перевернулась с ног на голову. Отряд Рея был атакован из засады группой лучников, прячущихся в лесу. В первые же мгновения несколько солдат упали за землю, строй прорвали, лошади рыцарей испугались и начали беспорядочно шарахаться, вставая на дыбы. Постепенно замешательство превратилось в панику, подстегиваемую все новыми и новыми волнами стрел. Ряды выходцев из Хохмауэра таяли, люди валились в грязь под копыта коней один за другим, и сквозь затуманивающий глаза страх Рейнер вдруг увидел, как его отец безжизненно повис в седле, получив стрелу в глаз.
Подкрепление пришло очень скоро: люди другого барона обошли лучников с фланга и прижали врагов прямо среди деревьев, но Хохмауэр все равно понес потери. Когда бой закончился, от войска Рейнера осталось немногим больше трети. Мятежников разбили наголову, а восставшего герцога ждала плаха.
Внезапно из-за горизонта показался всадник. Еще издалека Рей узнал его: это был один из слуг, оставшихся дома, он принес скверную весть.
Оплакивать отца не осталось времени: Рейнер помчался к своему замку во весь опор, не жалея лошадей и вымотанных вояк, а когда в вечерних сумерках показался Хохмауэр, сердце забилось еще сильнее. Крепость горела.
Рейнер на полном скаку влетел в распахнутые ворота и сразу увидел, что внутри хозяйничают солдаты в обмундировании тех же цветов, что и люди восставшего против короны герцога. Двое из них тыкали клинками одного из стражников, тщетно пытающегося защититься обломанным мечом, где-то в доме непрерывно кричала и просила о пощаде женщина, у самых ворот лежал мальчик с рублеными ранами на груди и лице.
Барон спешился и достал меч. Гнев его вспыхнул адским пламенем, разум затуманился, а руки сами поднимали и опускали оружие, отсекая головы и конечности встречных врагов.
Когда Рей добрался до спальни Эдгара, то сразу заметил, что дверь открыта. Свет факела проскользнул в дверной проем, рассеивая мрак, и осветил изуродованное тело жены в разорванном платье, с неестественно вывернутой рукой. Она лежала ничком, отвернув лицо к стене.
Сына барон нашел позже под окном башни – разбившегося, но с окровавленным мечом в руках. Мальчик боролся до последнего и наверняка забрал кого-то из нападавших с собой. Не отступил, несмотря на то что враг был старше и сильнее его.
С тех пор Рейнер изменился. Он ушел в себя, стал замкнутым, молчаливым и апатичным, но переживать утрату ему пришлось в седле. Новая беда не позволила вдовцу удариться в долгую скорбь: королевство Брейтфельдер прознало о междоусобицах и решило, что внутренние склоки ослабили Фестунг, а значит, самое время напасть. Так последний представитель династии ушел еще дальше от родных земель – на войну с брейтфами. Рейнер сражался отважно и самоотверженно, но теперь не за короля. Просто чтобы выместить злость и попытаться заполнить сосущую пустоту в сердце, а может, и умереть, как подобает. Но из каждой битвы он выходил живым, и каждый раз командиры уводили войска все дальше и дальше. Прошел год, потом второй. Рейнер стал тверже, сдержаннее. Вид крови уже не пугал его, а сердце застыло кристаллом скорби.
