Барт. Гений - страница 96

Эльви с сомнением посмотрела на косматые серые тучи во всё небо, потом на Барта, улыбнулась и кивнула:

— Отличная погода. Пойдём.

Он сделал вид, что ищет за пазухой амулеты, достал, выбрал один из «маяков», которые носил для того, чтобы его могли найти другие маги, если с ним что-то случится, и телепортировал их обоих к центральному фонтану Западного Парка, о котором прочитал всё, что только мог, заранее. Он, конечно же, не готовился специально гулять по этому парку с Эльви, ни в коем случае. Просто прочитал, а то мало ли. Вдруг пригодится. Он про все три лучших парка столицы всё подробно прочитал, просто было интересно. Он вообще по жизни любознательный.

В парке ещё не горели фонари, хотя уже темнело, по аллеям прогуливались хорошо одетые пары и компании, этот парк был далеко от студгородка, так что студентов здесь почти не было. Многие гуляли с собаками, по широкой грунтовой дорожке для верховых прогулок скакали на лошадях, иногда проносились богатые кареты, можно было заметить внутри закутанных в меха аристократов, они сами по себе были украшением, Эльви смотрела на них, а Барт смотрел на Эльви. Она заметила его взгляд, он сделал вид, что смотрит на что-то за её спиной, кивнул в ту сторону:

— Пойдём туда, там аллея скульптур. Ты была в этом парке?

— Была, но до реконструкции.

Барт удивился, но переспрашивать не стал, спросил о другом:

— А почему ты не хочешь пересекаться с мамой?

Эльви поморщилась и не ответила, пауза затягивалась, Барт уже был готов к тому, что она вообще не ответит, но она сказала:

— Это не моя мама, это мама того ребёнка, к которому её наняли кормилицей. Моё рождение было так, поводом. Оно дало ей молоко, которое предназначалось для того ребёнка, которого она любила и обожала с первого мгновения, как только взяла на руки, а меня в это время куда-нибудь засовывали, чтобы не мешала, и кормили тем, что останется. У неё нет жизни, кроме этого ребёнка, она обожает его, она гордится его достижениями, и каждый раз, когда мы видимся, я слушаю о том, чего он достиг за то время, пока мы не виделись. А он, естественно, совершенство со всех сторон. Он и в младенчестве не плакал, и в детстве не болел, и в школе хорошо учился, и в академию сейчас поступил, и ко всему у него талант, и всё ему удаётся. Быть успешным и продуктивным вообще легко, когда все бытовые вопросы за тебя решают родители и слуги, и по любому предмету у тебя личный учитель, и зимой ты не мёрзнешь, и весной не голодаешь, и пешком не ходишь, тебя довозят до порога и открывают двери. Это совершенно другая жизнь, красивая и комфортная, и моя мама в этой жизни уже семнадцать лет, и ей там нравится. Я уверена, если ей скажут, что выходных у неё больше не будет никогда, она обрадуется. Я в детстве тоже жила в их доме, бабушка маму туда устроила с таким условием, что я буду при маме, чтобы она меня тоже кормила. И я там жила, у нас была комната своя, мне разрешали играть с хозяйским ребёнком, присутствовать на его уроках, пользоваться их библиотекой. Но потом меня оттуда выгнали, и я стала жить дома, а мама осталась там. Я уверена, она счастлива, она была бы счастливее, чем она есть, только в одном случае — если бы того офигенного ребёнка родила она сама, но быть няней для неё тоже счастье. У обычных женщин забота о детях — это неоплачиваемая вторая смена, которую надо отпахать после того, как уже отпахала первую на заводе или в услужении, а у моей матери это основная работа, за которую весьма прилично платят. И она ничем, кроме ублажения этого ребёнка, не занимается, её одежду стирают прачки, еду для неё готовят на кухне, убирают в её комнате уборщицы, она исключительно ходит за ребёнком и заглядывает ему в рот. А ему семнадцать лет, ему пелёнки менять уже давно не надо, он её держит при себе по старой памяти, и зовёт, если ему захочется поговорить или спинку почесать. У неё просто мармеладная жизнь в доме хозяев, идеальная. И тут, представь, она возвращается домой, ко мне. Ты же там был, можешь вообразить, — Эльви посмотрела на него с усмешкой, Барт отвёл глаза, пожал плечами, сказал не особенно настойчиво: