– Вы все не так понимаете…
– Скажите честно, она дорогая проститутка?
– Что вы, что вы!
– Значит, очень дорогая и чрезвычайно привередливая.
– Надежда просто не любит человека сразу лишать надежды. Ведь речь идет не только и не столько о похотливом животном чувстве, сколько о духовной, высшей любви.
– Тем хуже. Торгует любовью. А прелюбодейство – один из смертных грехов. Вот она и бегает постоянно в церковь, кается. На этом можно неплохо сыграть.
– Конечно, но только…
– Что еще?
– Пожалуйста, не называйте ей мое имя. А то у меня есть подозрение, что Надежда до сих пор меня любит, а мне не хотелось бы оказаться неблагодарной свиньей…
– У вас подозрение или надежда?
– Не понял?
– У вас подозрение или вы все еще тешите себя надеждами на искреннюю любовь со стороны Верящей?
– Вы поступаете нечестно!
– Просто мне кажется, эта дама на самом деле никого не убивала, а тем более ради вас. Вы можете смело отбросить это предположение.
– Но она могла сделать это и ради корысти…
– Вы думаете – как вам ни обидно это будет слышать, – у нее не было кавалеров побогаче и повлиятельнее вас?
– Да, но я еще и красивый!
– Думаю, для таких, как она, красота ничего не значит. По крайней мере, судя по вашим словам, ее у Верящей в избытке.
– Все равно стоит проверить, – упрямо гнул свою линию Светлинский.
– Ладно. Разберемся. Предоставьте это мне. А я бы вам сейчас посоветовала больше думать не о прекрасной Надежде.
– А о ком же?
– О Цереберове!!!
* * *
Дома Соня тщательно продумала план действий и сама поразилась своей изобретательности. Она позвонила одной из своих бывших коллег по театру, Татьяне, и попросила подругу о помощи. Требовался очень экзотический театральный костюм. Договорились, что Соня зайдет в театр после обеда.
Софья Невзорова мечтала оказаться в уютной гримерной, где на нее разом навалится куча будоражащих душу воспоминаний. Однако пришлось довольствоваться захламленным подвалом.
Таня подвела подругу к большому картонному ящику, откуда тотчас выбежала большая жирная крыса. Соня угрюмо уставилась на дырку, проделанную крысой в одном из углов коробки.
– Вот здесь у нас лежит последний оставшийся в относительной сохранности костюм небесного ангела, – представила реквизит Таня. – Светочка Зараева играла в нем, когда у нас ставили «Божественную комедию» Данте.
– Он, наверное, очень пыльный, – заметила Соня.
– Есть немного. Но ведь ты можешь и постирать!
Татьяна принялась вынимать по частям на свет божий (или в полумрак подвальный, что гораздо точнее) содержимое коробки. Заклубилась пыль. Софья принялась отчаянно чихать. К ней присоединилась Таня.
Пышное платьице. Пушистые крылышки. Чепчик.
– Ну как? Нравится? – радостно вопросила Танька.
Соня поморщила нос.
– По-моему, в этом я буду похожа не на ангела, а на черта. На Мефистофеля!
– Это почему же?
– Да оно же все черное от пыли!
– Но постирать-то недолго!
– А это что за дырка на макушке чепчика?
– А это крыса, наверное, постаралась.
– Бр-р-р!!! Какой ужас!
– Да какая разница? Кто там на макушку твою смотреть будет?
– И крылышки несколько облезлые, – Соня брезгливо приподняла одно крыло.
– А ты их шампунем! «Пантином» с кондиционером! Они сразу станут мягкими и объемными. Давай-ка примерим!
– А может, не стоит? – с сомнением спросила Соня.
– Это как же не стоит? Конечно, стоит! Кто, кроме меня, сможет дать тебе рациональный совет, пойдет тебе это одеяние или не пойдет. Дома будут только льстить.
