– А я надеюсь, что у вас все будет хорошо в Наббане.
– Но как ты нас найдешь? – неожиданно спросил Джошуа, и на его лице появилась тревога.
Бинабик посмотрел на него и неожиданно громко рассмеялся:
– Как я найду смешанную армию обитателей лугов и материка, которую ведут знаменитый, якобы погибший, герой и однорукий принц? Не думаю, что мне будет трудно узнать новости о вашем местоположении.
Джошуа не выдержал и улыбнулся в ответ:
– Наверное, ты прав. До свидания, Бинабик. – Он поднял руку, и стали видны кандалы, которые он носил как напоминание о плене и долге его брата.
– До свидания, Джошуа и Изгримнур, – ответил тролль. – Пожалуйста, передайте мои слова прощания всем остальным. – Он наклонился и что-то прошептал на ухо терпеливо ждавшей волчице, а потом повернулся к друзьям: – В горах мы говорим так: Инидж коку на сикваса мин так – «Когда мы встретимся снова, это будет хороший день». – Он положил обе руки на спину волчицы. – Хиник, Кантака. Найди Саймона. Хиник амму!
И Кантака помчалась по влажному склону. Бинабик раскачивался на ее широкой спине, но держался уверенно. Изгримнур и Джошуа смотрели им вслед, пока необычный всадник не перевалил через вершину холма и не исчез из вида.
– Боюсь, я никогда больше его не увижу, – сказал Джошуа. – Мне холодно, Изгримнур.
Герцог положил руку на плечо принца. Ему и самому было не слишком тепло и спокойно.
– Давай вернемся. Нам нужно, чтобы более тысячи человек пришли в движение к тому моменту, когда солнце поднимется над холмами.
Джошуа кивнул:
– Ты прав, пойдем.
Они повернулись и зашагали обратно по мокрой траве.
30. Тысяча листьев, тысяча теней
Мириамель и Саймон провели первую неделю после побега в лесу. Путешествие было медленным и болезненно утомительным, но Мириамель решила, что лучше потерять время, чем быть пойманной. Дневные часы они проводили, продираясь под ворчание Саймона между деревьями и сквозь плотный подлесок, и по большей части вели лошадей в поводу.
– Радуйся тому, – сказала ему однажды Мириамель, когда они отдыхали на поляне, опираясь о ствол старого дуба, – что нам удается иногда видеть солнце. Когда мы выйдем из леса, двигаться будем только по ночам.
– По крайней мере, когда мы будем ехать по ночам, мне не придется следить за разными штуками, пытающимися содрать с меня кожу, – мрачно ответил Саймон, потирая через потрепанные штаны покрытое синяками тело.
Мириамель обнаружила, что у нее улучшилось настроение, когда появилась возможность что-то делать. Ощущение беспомощного ужаса, которое владело ею в течение недель, исчезло, позволив ясно мыслить и смотреть на мир новыми глазами… и даже получать удовольствие от того, что рядом находился Саймон.
Она и в самом деле радовалась, что Саймон поехал с ней. Иногда ей даже хотелось, чтобы удовольствие не было таким сильным. Ее преследовало ощущение, что она его каким-то образом обманывает. И вовсе не потому, что скрыла от него причины, заставившие ее покинуть дядю Джошуа и отправиться в Хейхолт. Мириамель чувствовала, что не может считать себя полностью чистой и готовой для общения с другими.
Дело в Аспитисе, – думала она. – Он это сделал со мной. До него я была чистой.
Но так ли это? Он ведь не взял ее силой. Она позволила ему сделать то, что он хотел, – в некотором смысле даже приветствовала. Аспитис оказался чудовищем, но он попал в ее постель так же, как поступают другие мужчины с любимыми женщинами. Он ее не насиловал. И если то, что они делали, неправильно и греховно, ее вина не меньше.
