Башня Зеленого Ангела. Том 2 - страница 50

Чтобы развлечь Мириамель, он решил спеть ей «Бадульф и заблудившаяся телка», которой его научил конюх Шем. Речь там шла о буре, и песня показалась Саймону вполне подходящей, но большая часть слов вылетела у него из головы, к тому же, когда он попытался пропеть то, что помнил, ветер с такой силой стал бросать воду ему в лицо, что он едва не задохнулся. И дальше они ехали молча.

Солнце, которое они не видели весь день, спряталось за край мира, и вокруг воцарилась непроглядная темнота. Они ехали дальше, дождь становился все холоднее, и вскоре у них начали стучать зубы, а руки, сжимавшие поводья, онемели. Саймон уже начал сомневаться, что лудильщик сказал правду про почтовую станцию, когда они ее увидели.

Оказалось, что это обычный сарай, четыре стены, крыша с дырой для дыма и каменный круг на полу для очага. Позади имелся навес для лошадей, но Саймон расседлал их и отвел в рощу, где деревья защищали от дождя, и они могли пощипать редкую траву.

Последний, кто побывал на станции – Саймон решил, что это был их знакомый лудильщик, – оказался достойным и благородным человеком и принес свежий хворост перед тем, как уехать. Саймон не сомневался, что его собрали недавно – он еще не высох, и ему не сразу удалось развести костер: он трижды начинал все заново, прежде чем сырые ветки разгорелись. Они с Мириамель приготовили похлебку с морковкой, одной луковицей, добавив в нее муку и остатки вяленого мяса из запасов Мириамель.

– Горячая еда, – провозгласил Саймон, облизывая пальцы, – замечательно! – Он облизал миску.

– Ты испачкал бороду, – сурово сказала Мириамель.

Саймон распахнул дверь, выставил наружу сложенные ладони и набрал воды. Часть он выпил, остальным вымыл лицо и бороду.

– Так лучше? – спросил он.

– Наверное, – ответила Мириамель и принялась раскладывать постель.

Саймон встал, удовлетворенно поглаживая живот, потом принес свою постель и разложил рядом с Мириамель. Несколько мгновений она молча на него смотрела; затем, так же молча, перебралась на другую сторону костра, положив на пол между ними несколько вязанок сена.

Саймон поджал губы.

– Мы будем стоять на страже по очереди? – спросил он. – На дверях нет засова.

– Это разумно, – ответила Мириамель. – Кто первый?

– Я. Мне нужно о многом подумать.

Его тон заставил Мириамель поднять голову, и некоторое время она с опаской на него смотрела, словно он сделал что-то пугающее.

– Хорошо. Разбуди меня, когда устанешь.

– Я и сейчас устал. Ты тоже. Спи. Я тебя разбужу, когда ты немного поспишь.

Мириамель не стала возражать, улеглась, закуталась в плащ и закрыла глаза. В их убежище воцарилась тишина, если не считать стука дождя по крыше. Саймон довольно долго сидел неподвижно, глядя на мерцавшие блики костра на бледном спокойном лице Мириамель.

Примерно около полуночи Саймон обнаружил, что начал засыпать. Он сел, потряс головой и прислушался. Дождь прекратился, но вода все еще капала с крыши на землю.

Он подполз к Мириамель, собираясь разбудить, но помедлил, глядя на нее в красном свете умиравших углей. Она повернулась во сне, и плащ, служивший одеялом, сполз в сторону, а рубашка выбилась из мужских штанов, которые она носила, – в результате обнажилась белая кожа и изгиб нижней части ребер. Саймон почувствовал, как задрожало у него в груди сердце, ему отчаянно захотелось до нее дотронуться.

Его рука, словно по собственному желанию, потянулась к ней; пальцы, нежные, точно бабочки, коснулись кожи. Она оказалась прохладной и гладкой. Саймон почувствовал, что у нее появились мурашки.