Элизия, Матерь Божья, – молилась она, – забери эту боль. Любила ли я его? Люблю ли сейчас?
Впрочем, теперь уже не важно. Она сделала все, чтобы избавиться от боли. Позволить Саймону думать о ней как о чистой девушке, достойной его юношеских идеалов, было ужасно – даже хуже, чем совсем его потерять, если до этого дойдет.
Так почему ей так больно?
– Саймон?.. – прошептала она. – Ты не спишь?
Он ничего не ответил. Она осталась наедине со своими мыслями.
Следующий день казался еще более темным. Ветер оставался холодным и злым. Он ехали быстро, не разговаривая, Саймон вновь направлял свою лошадь вперед, опережая Мириамель и ее скакуна, которому они так и не дали имени.
К середине утра они подъехали к развилке, где Речная дорога пересекалась со Старой Лесной. На перекрестке в железных клетках висели два трупа, очевидно, уже довольно давно: по обрывкам одежды и голым костям уже невозможно было определить, кто они такие. Мириамель и Саймон сотворили знак Дерева и постарались по широкой дуге объехать клетки. Они свернули на Старую Лесную дорогу, и очень скоро Речная исчезла за невысокими южными холмами.
Дорога спускалась вниз, и они уже видели на севере лес Альдхорт, который начинался у подножия гор. Когда они ехали вдоль границы Долины Асу, горы защищали их от ветра, но Мириамель чувствовала какое-то беспокойство. Даже в полдень долина была темной и практически безмолвной, если не считать тихого шороха слабого дождя в голых ветвях дубов и ясеней. Даже ели и сосны казались почти черными.
– Мне не нравится эта долина, Саймон. – Мириамель пришпорила своего скакуна, а Саймон придержал лошадь, чтобы она смогла его догнать. – Здесь всегда было тихое, спокойное место – но сейчас все иначе.
Саймон пожал плечами, глядя на окутанный глубокими тенями склон холма. И только после того, как он долго не сводил взгляда с застывшего ландшафта, Мириамель поняла, что он не хочет смотреть ей в глаза.
– Мне не нравилось большинство мест, в которых мы побывали, – холодно сказал он. – Но мы путешествуем не для удовольствия.
Она рассердилась:
– Ты прекрасно понял, что я имела в виду совсем другое, Саймон. Я хотела сказать, что долина кажется… ну, я не знаю, опасной.
Теперь он повернулся, и на его лице появилась неприятная усмешка:
– Ты хочешь сказать, что здесь водятся призраки? Как говорил старый пьяница?
– Я не знаю точно, что я имела в виду, – ее голос наполнила ярость. – Но я вижу, что говорить с тобой – пустая трата времени.
– Несомненно. – Он слегка притронулся шпорами к бокам Искательницы, и она пошла вперед.
Мириамель смотрела на его прямую спину, и ей очень хотелось на него накричать. А чего еще она ждала? Точнее, чего вообще хотела? Разве она поступила неправильно, когда сказала ему правду? Быть может, станет легче, когда пройдет некоторое время и он поймет, что они все-таки смогут остаться друзьями.
Дорога продолжала спускаться в долину, а горы вокруг, казалось, становились все выше. Они никого не видели. Редкие домики, примостившиеся на склонах, выглядели нежилыми, но у них появилась надежда, что к вечеру они смогут найти крышу и ночлег, – мысль эта приносила облегчение: Мириамель совсем не хотелось спать под открытым небом. Ей отчаянно не нравилась Долина Асу, хотя до сих пор не произошло ничего такого, что подтвердило бы ее опасения. И все же удушающая тишина и неподвижность и заросшие лесом склоны – и, не исключено, ее собственная печаль – заставляли Мириамель мечтать о том моменте, когда они покинут Асу и увидят мыс Свертклиф, даже несмотря на то что Асу’а и ее отец будут совсем рядом.
