– Но я же видел, – сказал он неуверенно. – Был бес… Потом исчез и ты открыл глаза. Он ещё говорил что-то.
– Мёдок у Александра Мокшевича крепок, – с заискиванием проговорил Сильвестр.
Иван потряс головой и подошёл к лежащему Адашеву.
– И ты не видела беса? – Спросил царь начальницу караула.
– Не видела! – Подтвердила «девица».
– Ступай уже, – тихо сказал Санька.
Они остались вчетвером. Чтобы как-то снять возникшее вдруг напряжение Санька сказал:
– В парной ему поплохело, вышли в трапезную, вас нет. Думали ушли. Поднялись сюда, он прилёг на лежанку.
– А девка?
– Стражу попросил помочь поднять Фёдоровича сюда.
– Совсем не помню, как шёл, – вставил Адашев.
– И всё-таки, бес был! – Упрямо сказал царь притопнув ногой. – Не злите меня! Не такой уж я упитый мёдом. С меня девки весь хмель… вые… выбили.
Он рассмеялся.
– Ох и рукоблудницы они у тебя, Санька! Искусницы!
– Никшни, государь, – одёрнул его Сильвестр.
– Да ну тебя! – Отмахнулся от духовника Иван. – Надо было тебе не в парную идти, Фёдорович, а с девками остаться. Мне пришлось с тремя заниматься. Или скорее им со мной…
Он снова засмеялся.
– А ты, Сильвестр, с одной-то хоть управился?
– Я то управился, а вот ты, государь сегодня каяться будешь да поклоны бить. Блудный грех замаливать.
– Чего это? – Удивился Иван. – Тогда вместе поклоны бить будем. Вместе каяться.
– Мне каяться не в чем. Я супружеством не обременён. Иных обетов не давал. А блудный грех на девке остался. А вот ты, государь…
Царь замахал на него руками.
– Полно тебе! И так голова кругом. Не усугубляй.
– Вы в путешествии и в ратном походе… – Начал Санька. – И то не блуд, ежели умысла измены нет. Просто силу мужскую выпростали. Ежели не сбрасывать её, она закисает и уд может отвалиться.
– Во-от… – Показал Иван на Саньку. – Здравые слова. Береги свой уд смолоду! Ты как, Фёдорыч? Отошёл?
– Отошёл, вроде.
– Ну так пошли продолжим?
– Я бы сейчас твоего сбитня выпил, – тоскливо глядя на Саньку, сказал Адашев.
– Ты не кручинься, боярин. Прошло у тебя всё, – тихо сказал ему Александр. – Нет в тебе той заразы.
Адашев посмотрел на перемотанную тряпицей руку, пораненную отравленной стрелой.
– А раной я не занимался, – отрицательно покачал головой Санька.
– Что это вы шепчитесь? – Спросил, возмутившись, царь. – Пошли уже! Холодно тут у тебя, Александр.
В Санькиной спальне всегда было прохладно, и даже холодно. Только в лютые морозы он её протапливал. И то только чтобы совсем не выстудить. С детства он привык к холоду и даже босым бегал по снегу. Что-то у него в организме было нарушено. Или перенастроено. Читал он раньше про такие случаи, когда у людей нормальной была повышенная температура. И им в одежде было сильно жарко. Но у Саньки организм к одежде адаптировался быстро, а вот к неожиданному холоду привыкал через некоторое время.
Они спустились вниз и продолжили застолье. Париться они прекратили. Оделись. Периодически выходили на свежий воздух, пропахший снегом и дымом, поднимавшемся из печных труб. Не все селяне восприняли его отопление по белому, но все поставили трубы, оценив их хорошую тягу. Теперь дымовые трубы стояли даже в домах с обычными очагами.
Через некоторое время, Адашев, сославшись на нездоровье, отпросился отойти на покой, а вслед за ним исчез и Сильвестр, сославшись на якобы отобравшую силы девку. Однако, обратив внимание на его хитрый взгляд Санька подумал, а не сговорился ли тот с той же девкой на продолжение блудного игрища, но уже в отведённой ему ко сну «келье».
