Сказал и вышел. Отправился по своим делам, не думая о том, что будет происходить в этих стенах. Для него все было обыденно, нормально. Ничего ужасно. Все так, как и должно быть. Вика осталась одна. Настроение, и так не особо радужное, упало сразу же куда-то в подземелье и не желало подниматься назад. Обосновалось там, куда не проникал ни единый луч солнца.
Бастрад. Не человек. Фактически раб. Сексуальная игрушка. Некто, призванный выполнять любую волю своих временных хозяев. Звучало отвратительно, гадко, мерзко. А хуже всего было то, что Аурелиус, рожденный и выросший на Земле, в совершенно других условиях, говорил о бастарде так же, как и местные: с легким презрением и без единой капли жалости. Как будто одобрял поступок императора.
«И не напрягайся ты так. Местные аристократки не согласятся делить его с тобой. Считай, тебе дали в пользование его на пару часов. Не больше. Потом он уйдет». Так все просто, так все легко. Не для Вики, правда. Она с трудом могла поверить в происходящее. И была бы ее воля, не допустила бы никакого массажа. Но…
В дверь постучали. Вика вздрогнула, вынырнула из своих мыслей, поняла, что не успела переодеться, тяжело вздохнула и поднялась из своего кресла. Что ж, ей все равно раздеваться. Вот пусть бастард ее и разденет. В конце концов, это тоже его работа.
Прежде чем идти к Виктории, Уильям допил успокоительное. Он глубоко сомневался, что в данном случае оно сработает, но для душевного спокойствия все же проглотил оставшуюся во флакончике жидкость.
Руки практически сразу же перестали дрожать, в душе на какое-то время поселился столь желанный покой. Даже мысли и те перестали метаться загнанными волками и приобрели четкость и ясность.
Глубоко вздохнув, Уильям вышел из своей спальни и направился к знакомой двери. Равнодушно отсчитывая шаги, он не думал ни о чем. И такое состояние безмозглой куклы ему нравилось, сильно нравилось. Так было намного проще работать, исполнять волю хозяев.
Подойдя, он постучал, так, как учили: негромко, с почтением, демонстрируя одним стуком свой низкий статус. Открыли не сразу. И Уильям прекрасно понимал почему — Виктории нужно было время, чтобы решиться впустить его к себе.
Но вот она на пороге, красивая, юная, желанная и недоступная. Уильям ощутил, как при одном взгляде на нее начинают предательски дрожать пальцы на руках.
«Отвратительно качество у этого лекарства, такое же, как и его вкус», — подумал он горько.
Он заставил себя согнуть спину в подобающем случаю низком поклоне. В душе мгновенно вспыхнула злость на такое гадкое правило. Почему он должен склоняться перед той, кого любит?!
— Ваше сиятельство, — голос звучал на удивление ровно, не выдавая пылавших в душе чувств, — вы позволите мне войти?
— Входите, — Виктория отступила внутрь комнаты, как показалось Уильяму, не особенно охотно, давая возможность пройти.
Вежливая форма его удивила, но он привычно сделал скидку на то, что раньше Виктория в высшем обществе не вращалась, опыта общения с теми, кто ниже, не имела. Научится еще «тыкать» бастардам.
— Извините, я не успела раздеться, — Виктория говорила немного смущенно и в то же время раздраженно, как будто злилась на саму себя. — Вы не могли бы мне помочь снять платье?
— Конечно, ваше сиятельство, — пальцы задрожали еще сильней.
Помочь ей? Раздеть ее? Только для массажа? Боги, за что?!
Дверь издевательски закрылась, отрезав Уильяма от остального мира, столь жестокого и злобного. Теперь, наедине с Викторией, он ясно ощутил, насколько слабым оказалось действие хваленого успокоительного. Только железная выдержка и привычка подчиняться, выработанные годами упорных тренировок, помогали ему сейчас не сорваться. Иначе он давно прижал бы Викторию к себе и целовал бы, яростно и отчаянно, вкладывая в поцелуй все те боль и горечь, которые ощущал сейчас.
