Дику досталось неплохое место – на конюшне, в сене; там он положил отдыхать накормленную Серпиану. Блюда с мясом до них, сидевших почти в самом конце стола, конечно, не дошли, но девушка не растерялась. После короткой отлучки она вернулась порозовевшая, с сытыми глазами и несколькими куриными перышками, запутавшимися в волосах, а Дик вспомнил, что за дворцом имелся неплохой птичник. По случаю турнира с окрестных деревень птицу свозили, не считая, так что вряд ли слуги обнаружат отсутствие одной-двух квочек или каплуна. Не фасолью же змее, в самом деле, питаться.
Спутницу он уложил, закутав в свой плащ, улегся рядом, но сон все не шел. Лежа на спине, уставившись на пощелкивающий, иногда начинающий чадить факел, молодой воин переживал встречу с королем. Так и хотелось воскликнуть: «Так вот он какой!…» Ричард был примечателен своей внешностью – высокий, кряжистый, крепко сбитый. Не слишком широкоплеч, но в кольчуге, да с наплечниками, да с нагрудником, он смотрелся настоящим богатырем. Закончив поединок, он снял шлем, освободив густую копну темно-русых волос и короткую темно-русую бородку, посмотрел на своего противника холодными серыми глазами, которые немного потеплели во время разговора. В короле причудливо смешались черты, принесенные скандинавскими викингами в Нормандию, французские черты и уже привнесенные англосаксонские.
Пожалуй, с точки зрения женщины, он должен был показаться красивым. Приподнявшись на локте, Дик взглянул на спокойно спящую Серпиану. Ему захотелось разбудить ее и спросить, понравился ли ей Ричард или нет. Уже даже потянулся потрогать за плечо, но остановился. Вряд ли девушке понравится, что ее разбудили по такому мелкому поводу.
Кстати, король и в самом деле довольно силен как воин. Несомненно опытен. Интересно, удалось бы ему, Дику, одолеть правителя при помощи магии. Молодой воин посмотрел на браслет, и тот, словно почувствовав внимание, слегка заискрился. Не так много времени прошло с того момента, как Дик впервые ощутил в своих руках силу и пустил ее на несомненно магическое деяние (в котором даже и каяться теперь опасно: для любого священника содеянное им – смертный грех и святотатство). И вот теперь он уже ясно ощущал, что сила, накопленная им заново, достаточна для того, чтоб отправить его опять в какой-нибудь иной мир…
Нет, спасибо, нагулялись по чужим дорогам. Больше не хочется.
Но если путь его лежит на Авалон, не будет ли это снова путешествием в иной мир?
Наверняка.
Эх, и зачем это только надо…
Тут же пришел ответ; Авалон, конечно, мир другой, нежели старая добрая Англия, но он крепко привязан к ней и без нее не существует. И законы там царят почти те же, что на родине Дика.
Он вытянул вперед руку и сосредоточился на оранжево-белой жаркой шапке факела. Помедлив мгновение, над его ладонью сгустилось слабое сияние, и бледный свет сформировался в шарик желтоватого огня. Ладонь он не жег, парил, не касаясь кожи, и, пожалуй, мог осветить темное помещение или… Подумав, Дик развернул ладонь и метнул шарик в стену.
Он выглядел таким слабым, почти незаметным, но в дерево вгрызся с неожиданным пылом. Магический огонь оказался куда сильнее, чем обычный, над которым, раздувая из мельчайшей искорки, приходится колдовать упорно, долго, и еще не знаешь, когда именно она погаснет, и все это утомительное действие придется начинать сначала. Дик подскочил, растерянно глядя, как пламя охватывает уже третье бревно, спохватился и создал на ладони другой шарик, голубоватый, холодный, направил его в начинающийся пожар, и тот исчез в одно мгновение, остался лишь обугленный след на дереве.
