Степаныч продолжил:
– Я и говорю – двенадцать! Право, нечистые тронуть её не могут! Тык, таких людей, во всём мире меньше десятка! Неужто батька не рассказывал? Тык, меньше десятку, меньше! Она чиста, ни единого греха, первородный, как заверил батька, право – бред! Невиноват человек перед богом, что родился, и тем более за грехи далёких предков, потому ни единого. Сама рука Создателя с ней, ни один нечистый, включая самого Сатану, тронуть её не в силах!
Вострянова решила поумничать, впрочем, «на автомате», без лихого умысла:
– Сатана или Диавол?
Степаныч долго не думал:
– Тот, что главнее из них! Тык, если Варечка не испортится, не станет грешить, всю жизнь её никакая зараза и не тронет, и не болезни, и-и, право, не сам чёрт! Тык, батька вернётся, он тебе лучше объяснит, внучка.
Вострянова в общих чертах уяснила суть происходящего, волновал её крайний вопрос:
– Варя, как ты в лесу ночью одна осталась? Я понимаю, нечистые тебя не трогают, всё равно… маленькая, ночами гулять, родители отпускают?
Девочка, по-хозяйски растопив самовар, причём она объясняла свои действия, но Лиза не слушала, ответила:
– Нет, не отпускают. Отец у меня выпивает много, очень… надеюсь, Господь его вразумит скоро, терпим с мамой. Нет, папа хороший, когда трезвый, очень хороший, если меня в школу собирать надо али зима на дворе, он бросает пить и идёт зарабатывать, чтобы одеть меня, учебники купить. А мама очень хорошая, терпит папу, за меня заступается, тоже работает. Нет, не отпускают ночью гулять, надо им позвонить, предупредить, где я нахожусь, есть телефон?
Вострянова «зависла», у неё мобильного нет с момента ненастоящей смерти… потом осенило, – «У Саши был телефон! В шкафу лежит, надо попробовать родителям девочки позвонить!» – вслух сказала:
– Предупредим, не переживай. Прости, я не поняла, как ты в лесу-то оказалась?
– А-а! – Поставила Варя парящую кружку напротив Лизы, затем угостила чаем и Степаныча, тот после самогона не хотел, но не посмел отказаться, боялся обидеть, малютка продолжила, – я по грибы ходила, дождь недавно был, их много в Бастулозаке после дождя.
– И не заметила, что темнеет? – не поняла Елизавета.
– Заметила! – захихикала Варя, – деда Ярик правильно вам рассказал: нечистые тронуть меня не могут! Сам Бог-Отец меня бережёт! А вот люди… люди могут. Беглые уркаганы попались на пути и пристали ко мне, я начала убегать, мало ли? Люди бывают страшнее любой нежити.
Вострянова сглотнула, представив, что могут беглецы сделать с ребёнком… от стереотипов никто не убережён. Елизавета с сочувствием выдавила:
– И? Что они сделали? Надеюсь, не догнали?
– Нет! – весело ответила Варя, – я быстро бегаю, очень! Могу показать, если не верите.
– Верю. Но побегаем вместе обязательно, днём.
– Я лес хорошо знаю, – продолжила Голицкая, – и гиблый, и живой, говорю ведь: папа у меня хороший, когда не пьёт, многому научил. Я и петляла, словно зайчик серенький, между деревьев, закат ведь близился! Надо было увести беглых подальше от старого кладбища и гиблого леса.
Вострянова снова поразилась:
– Зачем?! Если тебя нечистые не трогают, наоборот, завела бы беглецов к какому-нибудь коемифлету, и пусть рвёт сволочей.
– Не выражайтесь! – по-взрослому сделала Варя замечание Елизавете, последняя извинилась, – как я могу так поступить? Они ведь люди! Пускай совершили преступление, сбежали, плохие дяди, грешники, но-о, люди! Живые люди… я не могла оставить их на смерть, не могла. Плохие и плохие, бог им судья, никак не я! Раз Бог-Отец послал их на меня, значит, замысел его таков, дал им Создатель шанс на спасение, я и вывела их к КП. Ну, постаралась вывести, не успела. – Девочка всхлипнула, – сегодня странный вечер, всё не так, как обычно! Я… я… я не знаю, что случилось и кто вылез, но, я упустила из вида беглецов. Надеюсь, они живы и добрались до дядей милиционеров, те их арестуют, зато не убьют! Я, я честно хотела помочь, но не смогла… стемнело и пошла сюда. – Варя заплакала.
