Басурмане - страница 24

А наряды? Даша перевезла с собой огромный гардероб, который еле поместился у Антона. Часть пришлось оставить в мастерской, до тех пор, пока им не построили «шкаф-вагон», как говорил Антон, потому что для шкафа-купе, на его взгляд, он имел слишком гигантские размеры. Он не упрекал Дашу в любви к тряпкам (это все равно что ругать повара за любовь к еде), а она не пыталась перевоспитать его самого и его «слишком традиционный» вкус, не старалась сделать из него модника («одного в семье вполне достаточно»). Только очень незаметно добавляла чуть больше цветов к его рубашкам. Иногда она и сама надевала какую-то из рубашек Антона: ей это жутко нравилось, а ему… Ему сразу же хотелось ее с Даши снять.

– Знаешь, Даш, чем больше я думаю об этой истории с княжной, тем меньше верю в то, что это возможно, – Антон прервал Дашины воспоминания. – Ты поняла, о чем я. О том, что он бросил ее за борт. Ну не сходится это с его психологическим портретом, – в Антохе проснулся следователь. Все-таки юридическая база давала о себе знать. – Знаешь, там вообще многое не сходится. Это я про песню. Вот есть такой момент, где соратники Степана недовольны тем, что атаман много времени проводит с княжной. Я не помню точно слов, – сказал он.

А Даша уже нашла текст в интернете и негромко напела:

– На переднем слышен ропот:

«Нас на бабу променял!

Только ночь с ней…»

– Вот именно! – перебил ее Антон. – Да какой может быть ропот! Степана слушались беспрекословно! Он за одно слово поперек своего указа любого бойца бы в воду сбросил. И такие случаи были, я читал. Так вот, этот момент противоречит всему, чему только можно!

– Тош, но почему тогда… – Даша запнулась и не знала, как продолжить вопрос, но Антон и так все понял.

– Да здесь нет ответа. Может, как бы это назвать, происки врагов: Степана же боготворили, он был очень любим в народе. Вот и сочинили в противовес этому песню, которая показывала его жестоким варваром. Но это только предположение.

– Жалко, что с Тимофеичем так мало поговорили, он интересный и знает много! – вздохнула Даша.

– Значит, еще поговорим, – согласился он и погладил Дашу по волосам.

Современная Астрахань – совсем небольшой город. По сравнению с Москвой так и вовсе маленький. Спокойный, неторопливый, если не сказать медленный. И очень жаркий. Может, потому и медленный? Здесь, как в Средиземноморье, нужно поработать немного утром, потом закрыться на сиесту. А вечером собрать остаток сил и еще немного поработать. Вечером тоже жарко, но хоть немного легче дышится.

Астрахань как оазис в пустыне. Здесь много воды, потому и жизнь кипит. А вокруг города сушь и песок, и вся растительность там сжимается до редких безлистных кустарников да пучков ковыля. Когда ветер дует из пустыни, кажется, что дышит жаром из печи. А когда с Волги – свежесть и прохлада. Часто задувает с Каспия, до него здесь не так далеко, тогда начинает казаться, что ты на берегу моря: пахнет солью, йодом и беззаботностью. Астрахань, как Венеция, стоит на островах. Здесь много воды вокруг, но почти не бывает дождей: это самый засушливый город в Европе. Здесь очень долгое жаркое лето, а зима короткая, но такая суровая, что кажется, что многочисленные реки промерзают до самого дна.

В древние времена здесь был огромный город. Его полностью разрушил Тамерлан, но он возродился заново. Четырнадцатый век, по русским меркам, вполне себе древность, а ведь Астрахань тогда уже была крупным транспортным узлом, через нее проходили все караваны, идущие с востока на запад. Через золотоординский Хаджи-Тархан везли в Европу специи и шелк, а это были товары на вес золота. После него караваны расходились по разным дорогам: на запад, север или на юг. Роскошный город на большой реке: таким он остался в летописях, в воспоминаниях купцов и путешественников. Когда Хаджи-Тархан был разрушен набегами и пожарами, на его месте появился новый город – Цитрахан. За него бились и Орда, и турки, и русские. В середине шестнадцатого века, при Иване Грозном, Астраханское ханство все-таки было присоединено к России, но об этом факте истории города не знает только человек, который никогда не смотрит кино. «Казань брал, Астрахань брал», – гордо говорил с экрана Иван Васильевич, меняющий профессию. И говорил он абсолютную правду.