Чтобы моя дочь пошла в платье или в юбке – нонсенс! Алиса носила исключительно штаны или шорты, и мне приходилось её долго упрашивать надеть платье хотя бы по праздникам, а тут сама решилась. Надо же!
– А ты в чём? – задала она встречный вопрос.
– Тогда и я пойду в платье. Тоже хочу быть красивой.
– Ты самая красивая, мамочка! – заверила меня подлиза.
Вот бы и Богдан так подумал. Вечером уложив Алису спать, я поутюжила наши с ней платья, повесила их на плечики и отправилась в душ. Раздевшись, расплела косу и придирчиво осмотрела себя в зеркале. С фигурой у меня был порядок. После родов я быстро вернулась в форму, потому что Стас не давал мне расслабиться ни на секунду.
Несмотря на то что Алиса была беспокойным ребёнком, он требовал дома стерильной чистоты и свежеприготовленной еды. Зарабатывал он хорошо, мы ни в чём не нуждались, но лучше уж перебиваться, как сейчас от зарплаты до зарплаты, чем жить в вечном напряжении, завися от настроения мужа, боясь сказать не то или сделать.
Стас не сразу начал меня бить. Сначала повышал голос, вечно недовольный чем-то, потом посыпались тычки и оплеухи. Я терпела, надеялась до последнего, что всё наладится. К Алисе бывший муж относился хорошо, играл с ней, гулял, но стоило ей раскапризничаться, сразу вручал дочку мне. Он терпеть не мог шума и женских капризов, как будто не понимал, что она маленькая, что она просто ребёнок.
Когда он серьёзно избил меня в первый раз до синяков и ссадин, я задумалась о том, чтобы уйти от него, но он пригрозил, что убьёт меня только лишь за попытку это сделать. Почему-то я поверила ему. Сразу. Стас никогда не разбрасывался пустыми угрозами.
Я даже маме ничего не рассказывала, боясь вызвать гнев Стаса, плакала тайком на что-то надеясь, а на что, сама не знала.
Алисе было три года, когда Стас избил меня уже серьёзно. Прямо на её глазах. Она плакала, умоляла его не трогать меня... Я тоже плакала и умоляла, но он был невменяем.
Мне не забыть испуганные, умоляющие глаза дочери и искажённое дикой яростью лицо Стаса. Это было больнее, чем удары его кулаков.
Итог – шрам на спине от ножа и сломанные пальцы на руке. Они зажили, со временем срослись, но я не могла больше играть на музыкальных инструментах с той же лёгкостью, что и раньше, а ненавистный безобразный шрам, из-за которого я стеснялась носить купальник или одежду с открытой спиной, каждый божий день напоминал мне о том, как бывают жестоки мужчины.
Не знаю, откуда у меня взялись смелость и силы. Я посадила Стаса, развелась с ним и лишила его родительских прав. Мне ничего от него не было нужно, но я надеялась, что он хоть немного раскается и начнёт присылать деньги своему ребёнку, хоть что-то. Он работал на зоне и, судя по словам его матери, неплохо зарабатывал. Кроме слезливых писем я не получала ничего. Из этого сделала вывод, что и Алиса ему не нужна, как, собственно, и он ей.
Как и я, дочка не забыла о том, что за человек Стас. Для неё это стало травмой. Она до сих пор боится, что он вернётся. Даже звала его по имени, а не папой. Я тоже боялась его освобождения из тюрьмы. Ему ещё год сидеть, что-нибудь придумаю. Единственным вариантом было уехать отсюда подальше, но если захотеть, можно найти кого угодно и где угодно.
Нам с Лисёнком помогала только моя мама. Иногда она забирала Алису из садика, покупала ей что-то из одежды и игрушки. Со второй бабушкой я прекратила всяческое общение сразу же после того, как её любимого сыночка закрыли – несправедливо, по её мнению, и бесчеловечно. Женщина пыталась свалить на меня всю вину за случившееся. На кого же ещё? Трудно поверить, что твой сын конченая мразь.
