– Где же вы, матушка, мясцо нынче раздобыли?! – удивленно воскликнула Наталья. – Базары-то пустые!
– Бог послал нам вчера одного крестьянина, что товар по дворам предлагал: вот и сладился сытный обед сегодня, – рассказала хозяйка.
– Подумать только: еще с год назад мясом спокойно кормили собак, – вздохнул, поддерживая разговор, Михаил Семенович. – А теперь людям за радость в щах косточку найти! Слава Богу, Господь нашу семью и град милостью всё же не оставляет!
– Слава Богу! Не оставляет, хранит нас Господь! – закивали головами, соглашаясь, женщины. – Верою только и спасаемся!
– Хорошо бы с верой и мир в губернии сохранить! Слышал? – обратился к сыну хозяин. – Никон, епископ наш, смуту на губернские власти снова нагнал? Прости, Господь, за осуждение, но не доброе это! Время без того неспокойное, военное, нам только сильной вражды церкви и властей не хватало…
– Так Гололобов полгода как на посту губернатора, чем успел провиниться-то перед владыкой? – удивился сын.
– Никон объявил зачем-то Гололобова виноватым в майских погромах на базарах, хотя все знают, что губернатор здесь совсем ни при чем, больше того: делал всё, чтобы эти пьяные беспорядки в городе прекратить!
– Возможно, это только мнение лживой прессы, которая теперь способна исковеркать даже доброе и разумное, прикрываясь новомодной свободой слова? – отреагировал Михаил. – Недавно довелось читать нелицеприятную статью о епископе, где его называли лицемером и паникером, но я счел такое неуважение к нему за голословность тех мелких писак, что уже и священство не страшатся открыто унижать.
– Уважать-то, конечно, священство надо, – задумчиво пробубнил в ответ старший Каргополов. – Только истинное христианство, сын, оно ведь в делах, а дела, понимаешь ли, не спрячешь от людей. Настораживает то, что в защиту епископа нет активных действий даже в среде священнослужителей… Ну, да Господь разберется! А нам своё дело знать и выполнять полагается! – подытожил свои рассуждения уже слегка разомлевший в своем уютном кресле Михаил Семенович и тут же дружелюбно поинтересовался у сына с невесткой: – Детей-то причастили сегодня, а сами к Чаше чего не пошли?
– Вчера в Торгашино порядки допоздна наводили: вернулся за полночь, сил на молитву совсем не было, – объяснился младший Михаил. – Да и вот только, на Троицу, все причастились.
– Что в Торгашино?
– Крестьяне землю казачью захватили: казаки пока на войне врагов бьют, одни крестьяне их наделы с краев подергали, да еще и скотину в чужой огород пустили, а другим завидно стало, что не их коровы в том огороде, вот и поспорили друг с другом, а затем и ножи с вилами в ход пошли, – поделился историей подъесаул, а затем, грустно усмехнувшись, добавил: – Вот в таких, отец, вопросах нам в дивизионе приходится разбираться нынче!
– Ну, а кто еще семьи казаков и огороды их защитит, коли не казаки?! – с метким взглядом, ищущим поддержки у присутствующих женщин, бойко заметил на это полковник в отставке. – Порядок в тылу – дело важное! Особенно сейчас, когда мы, наконец, наступаем по всему Юго-Западному фронту и, судя по сводкам, наступаем успешно! Попляшут теперь эти союзнички германские! Правильного человека государь, наконец-то, поставил командовать: Брусилов – это вам не штабная марионетка, а боевой генерал! Враз закончит эту затянувшуюся проблему!
– Боевым генерала Брусилова сделал опыт военных сражений, – многозначительно посмотрев на отца, заявил Михаил. – А вот енисейский казак, что с юности на коне и с винтовкой, для войны оказывается в итоге не подходящим.
