Рассказывали, что кем-то подосланные убийцы хотели убить его в церкви, но что внезапно у них отнялись руки и ноги и только по молитве батюшки убийцы были исцелены, покаявшись в своем злодейском умысле. О даре прозорливости о. Егора создались целые легенды со слов очевидцев, на себе испытавших силу этого дара.
Как бы то ни было, а о. Егор стал известен не в одной только Орловской губернии, и толпы богомольцев разного звания потекли потоком отовсюду в захолустное, безвестное село Спас-Чекряк Болховского уезда Орловской губернии. Поток этот вот уже лет двенадцать не только не иссякает, но с годами все более и более усиливается. Особенно возрос он со дня кончины блаженной памяти старца отца Амвросия Оптинского».
Далее Нилус описывал свою поездку в Спас-Чекряк, и делал это искусно. Подробно описал дорогу туда, службу отца Егора в маленькой деревянной церквушке, а затем встречу и разговор с батюшкой у него дома. Читал я рассказ с удовольствием. Усиливало мое внимание к нему еще то, что казался мне батюшка Егор давним знакомым. «Облик отца Егора в старой, заношенной ризе, обвисшей на его высокой, сухощавой фигуре мятыми складками потертой от времени парчи; его темные с большой проседью волосы, закинутые со лба назад непослушными, мелко вьющимися, точно крепированными прядями, с одной прядкой, непокорно сбившейся на дивный, высокий лоб; реденькая бородка, небольшие усы, открывающие характерный, сильный рот, в котором так и отпечатлелся характер стойкий, точно вычеканенный из железа; небольшие глаза, горящие каким-то особенно ярким внутренним огнем, и взглядом, глубоко, глубоко устремленным внутрь себя из-под глубоких, резких складок между бровями… Глаз не мог я оторвать от отца Егора. Вихрем в голове моей проносилась вся история Христовой Церкви на земле, вся история ее младшей дочери, Православной Русской Церкви, исполненная дивных образов ее верных воинов, несших ей победные венцы в борьбе с внутренними и внешними врагами, с врагами земными и врагами злобы поднебесной… Передо мною, очевидно, был один из таких воинов…»
Но когда я дочитал до того места, где батюшка Георгий стал рассказывать Нилусу, что при поступлении на службу в приход стал он слышать страшные голоса, которые грозили ему и требовали, чтобы он оттуда убирался, то сильно засомневался.
«Тут батюшка Егор присочинил», – подумал я. И стало ясно мне, как он каменный храм построил. Вспомнил я, что там по сей день святой колодец есть, и решил, что распустил батюшка Егор слух, будто бы нечистая сила ему проходу не дает, да еще, наверное, иконку на колодец подкинул. Вот он и стал святой. Я и раньше много раз слышал и читал о чудотворных иконах, на местах явлений которых впоследствии строили храмы и монастыри, но никогда этому не верил. Как материалист, я был твердо убежден, что никакой невидимой, но разумной силы нет. И если иконку кто-нибудь специально не подбросит, то сама она ниоткуда не появится. А происходят эти чудеса только потому, что нужны священникам средства на постройку храмов и монастырей, вот они и пускаются на хитрости. Оттого к ним и народ идет. Ведь наш народ, его хлебом не корми, дай только поглядеть на чудо. Я был убежден в этом и батюшек за это не осуждал. «А где же брать им еще средства, – думал я. – Вот они и подкидывают иконки». А что касается таинственной и невидимой силы, способной поднять человека вверх, то это я и всерьез даже не принимал. Так в тот день книгу я и не дочитал.
