А в Кемете меня ждала новость – было объявлено о свадьбе Кратона и Уверсут. Ей рожать было вот-вот, и свекор решил всё же узаконить права своего внука таким образом. Я не мог осуждать его, но не мог и сочувствовать, потому что я теперь ненавидел его куда больше, узнав, что он… Не хочу даже про себя произносить это!
Я вошёл под своды дома Вералги со стороны сада и застал Викола, как бывало уже не раз и не два. Они с Вералгой встречались едва ли не чаще чем мы с Аяей теперь. Я считал её своей бабкой, да и Викол был сед, но глаза у него и у неё теперь посверкивали молодыми огоньками и, очевидно, между ними всё было хорошо. Похоже, куда лучше, чем между нами с Аяей. Во всяком случае, жениться Викол мог сколько угодно, ежли бы им вздумалось…
– О, Анпу! Не видались давно! – воскликнул Викол, радостно.
– Чего ж давно, пять дён, как виделись, – хмыкнул я, чувствуя досаду оттого, что они, счастливые влюблённые, а я на сегодня – несчастный.
– Что-то хмур ноне, Арик? Не ладится чего?
– Да нет… Стесняем мы тебя, Вералга… Ты уж прости, никак не…
Но тут неожиданное появление Дамэ остановило меня на полуслове.
– Отыскал я дом для нас, Анпу! – радостно воскликнул он с порога.
– Далёко ли?
– На западном берегу Нила, недалеко. Хозяева померли в мор какой-то, давно пустой стоит, но ухоженный, можно хоть завтра перебираться, – радостно сказал он.
– Поглядеть бы, – сказала Вералга.
Но я возразил:
– Ежли Дамэ считает, что можно перебираться, немедля собираться начнём. Где Рыба и Арит?
– Дак-ить, иде…. – в подражание байкальской манере Рыбы, ответил Дамэ. – Кто знает? Они в разные стороны днесь глядят, не слишком ладят после как… Ну словом, вместе не бывают теперь.
Словом, не дожидаясь наших женщин, мы приказали собирать вещи с намерением поутру и перебраться на новое место.
Вералга, однако, вошла ко мне, проводив Викола и притворив за собой дверь, спросила вполголоса:
– Ты уверен в нём? Как ты… можешь ему верить? он же…
Я обернулся к ней, сбирать свои книги я не мог доверить никому, потому сам их увязывал широкими лентами и складывал в лари, запоминая порядок.
– Аяя всецело доверяла ему две с половиной сотни лет, будь он дурной человек…
– Он вовсе не человек, тебе ли не знать о том!? – совсем зашептала Вералга, оглядываясь на дверь. – И… кто знает, что он при Аяе делал вообще.
Я положил в ларь очередную кипу свитков и, разогнувшись, сказал Вералге полным голосом:
– Ты напрасно шепчешь, Вералга, – с удовольствием сказал я, – Чёрт слышит сквозь стены. И ещё… Аяино имя пачкать не смей словами и подозрениями гадкими.
Вералга отшатнулась, бледнея.
– Гляди, Арий, доиграешься.
– Голому нечего терять, – сказал я.
Вералга помолчала, и отошла уже, было, к дверям, но обернулась:
– Где всё же Эрбин? – спросила она уже другим тоном, но, продолжая сверлить меня холодными голубыми глазами.
– Кто знает? В Вавилоне у него семья осталась, дети должны были народиться, быть может, туда и унесло его.
– «Быть может»! – досадуя, повторила Вералга – будто, в самом деле, не знаешь этого. Вы в колыбелях разных спать не могли, не разлучались, не то что…
Махнув рукой на меня, она вышла, поняв, что ничего от меня не добьётся. Я продолжил своё занятие, думая о её словах, надо же, мы с Эриком, не только взрослыми, но и младенцами были зависимы друг от друга. Я только теперь подумал о том, что Вералга единственная из всех людей на земле, кто знает нас с Эриком с малолетства, даже с рождения. Это так удивительно теперь…
