Дожил, что Рыба меня к Аяе толкает едва ли не насильно, подумал я. Вот жалкая я фигура, как состарившийся девственник, даром, что это иллюзия… Вот и застал я её, убирающей постель. Она вздрогнула и обернулась. Большой тяжёлый лесной кот спрыгнул с подоконника внутрь комнаты, поглядел на меня и, подняв хвост, неторопливо вышел вон.
– Ты что это? – Аяя вздрогнула от неожиданности, увидев меня в дверях. – Ты как… кто тебя впустил? А… Дамэ так и не встал ещё.
– Рыба впустила, – сказал я.
– Понятно… она спит и видит, как меня замуж пристроить, просто не может терпеть, что я не при муже. Сама всю жизнь в девках, а меня всё замуж толкает, вишь как…
– Правильно толкает. Яй… давай поговорим? Столько сотен лет ты всё наказываешь меня за ошибки, в которых я виноват, конечно, но уже можно и простить…
– Я давно простила, Ар. Неужто ты считаешь, я две тыщи лет только и думаю, что тебя надо наказать? – ответила она и бросила последнюю подушечку на покрывало довольно большой для одного человека кровати, у нас всех большие кровати, мы не мельчили, для чего в своём городе, настоящем оплоте свободы, ограничивать себя тесными коробками?
Она улыбнулась мне, умытая – да, но волосы ещё не убрала, они, расчёсанные, струились по спине и сбегали волнами, когда она наклонялась, поправляя покрывало. Веки, ещё немного припухшие со сна, милая…
– Пошли вниз завтракать. Я кофе сварю. Ты уже ел сегодня?
– Ел… да не помню я, – рассеянно произнёс я.
– Вот и идём, раз уж явился спозаранку как Вини-Пух.
– «Кто ходит в гости по утрам»… ну да, – улыбнулся я, мне тоже нравился этот мультик, которому уже сто с лишним лет. – Я поступил мудро.
– Идём, мудрец, – Аяя даже коснулась меня, проходя мимо в дверь.
Внизу в большой кухне, к которой прилегала веранда с одной стороны, и здесь проводили время и обедали летом в зной, и с другой стороны – столовая. Здесь я бывал, а там, наверху в спальнях – нет.
– Если простила, живи со мной, – сказал я без обиняков, остановившись на границе кухни, где она принялась хлопотать с кофе и чашками.
Аяя только качнула головой, чуть улыбнувшись, ничего не отвечая, привыкла к тому, что я говорил уже это, не воспринимает всерьёз. Или меня не воспринимает уже.
Поставила на стол чашки из бело-голубого английского фарфора, это ей Эрик привёз сервиз ещё лет двести назад, «чтобы ты могла всех нас угощать», сказал он тогда. И она угощала именно с него нас всех, когда мы бывали у неё в гостях. Пьёт ли она из этих чашек каждый день, я не знаю.
– Пью, но редко… разбила пару, вот и не трогаю теперь, не то не с чего будет вас угощать? Эрик любит красивую утварь…
– Я привезу тебе хоть сто таких сервизов для Эрика.
Она посмотрела на меня, кофе-машина зафыркала, готовая налить нам кофе, к запаху леса и травы подмешался запах кофе горячий и терпкий, густой.
– Не надо, – сказала Аяя, и поставила чашку с кофе возле меня, дала мне ложечку. – Не надо тебе никуда. Видишь, что там делается. Это Эрик ещё человек неробкого десятка, во-первых, а во-вторых: он и под носом опасности не увидит, и если уж он встревожился, значит поздно и готовиться, надо уже беду на порог ждать.
– Вот и я об этом. Скоро все наши сюда пожалуют, надо полагать.
– И что? Милости просим, места всем хватит у нас на Байкале, в единственном городе предвечных, – сказала Аяя, усаживаясь напротив меня.
Утренний халат из белого кружева распахнулся на мгновение у неё на коленях, она соединила полы, пряча свои блестящие коленки.
