– И я, конечно, как благородный рыцарь уступил бы победу, но знаю, что ты меня за это побьешь, – Джэм вложил ей в ладонь сникерс. – А потому все двести семьдесят пять дней я буду задабривать тебя шоколадками и всячески ублажать.
– М-м-м, – протянула она, не спеша сорвать обертку с батончика. – А что входит в список ублажений? Хочу знать, какой стимул ждет меня, чтобы надирать одну за другой задницы.
– Ну как же… – Джэм довольно улыбнулся. – Когда не останется больше задниц, ты сможешь надрать мою.
– А не нарвусь на защитницу твоих бесценных тылов? – спросила Элли. – Тогда ты предпочитал романы на одну ночь. Сейчас изменил свои взгляды?
– Может быть… – Джэм пожал плечами, хоть Элли этого и не видела. – Пока не проверял. Последние годы я увяз в съемках, и это шоу для меня – тоже подъем с глубины. Так что будь спокойна, никакая акула тебя ненароком не укусит.
Она плавно развернулась в его объятиях.
– Так и хочется предложить проверить прямо сейчас, – сказала, глядя Джэму в глаза. – Но у меня секса не было полгода, и я меньше всего хочу спешить. А завтра нас ждет по-настоящему долгая дорога.
Джэм знал – чувствовал тем подсознательным чутьем, что с древних времен гнало самца за самкой, – что стоило привлечь Элли к себе, поцеловать полные чувственные губы – и завтрашний день потеряет значение. И он даже себе не мог объяснить, что его останавливало.
– Тогда тем более съешь шоколадку, – протянул он, улыбнувшись. – Говорят, отлично заменяет секс. Я так два года продержался.
Элли отобрала у него и второй батончик.
– Заканчивай с сублимацией, а то все нужное отсохнет за ненадобностью, – сказала с улыбкой. – Через два дня у нас большой привал в палатках. Сам выбирай, придешь на чай или не только на него.
– Ну ты же понимаешь, что после такого – только в кровать? – Джэм вздернул бровь и, обхватив Элли за талию, притянул к себе. – И нет, я не собираюсь ждать палатки… – выдохнул ей в губы и накрыл их поцелуем.
***
Игма водила очень хорошо. Мик понимал, что откровенно плохих ездоков среди них нет – продюсеры шоу не самоубийцы же, в конце концов. Но она отлично справлялась с тяжелым байком, грамотно заходила в виражи и, что немаловажно, бережно относилась к технике. Не “рвала” сцепление, не жгла тормоза. Мик до самого лагеря крепко обнимал ее за талию, но не из страха свалиться с байка, а просто потому что это было приятно.
– Неплохо, – остановив байк и поставив его на подножку, Игма стянула шлем и задорно, чуть по-мальчишески улыбнулась. – Моя старушка уже далеко не такая шустрая.
– Зато она более маневренная и легкая в управлении, – сказал Мик, вспомнив ее ярко-алую Хонду. – При езде на большие расстояния это тоже важно – под конец дня любой руль по ощущениям весит тонну, не меньше.
– Вот и проверим завтра, – Игма похлопала его по колену, давая понять, что пора освободить место.
Можно было бы надавить, прижать ее крепче к себе: Игма явно была из тех, кто напрямую скажет, уместны ли ухаживания или нет. Но Мику совершенно не хотелось переводить общение в подобное русло. Он сто лет не катался ни с кем вот так, деля на двоих ветер и скорость. А еще успел забыть, каково это – общаться с кем-то просто так. Не ради выяснения отношений и не обговаривая условия контракта. Поэтому он послушно слез с байка и забрал у Игмы шлем.
– Нужна будет помощь – свисти, – сказал он. – У меня есть лебедка, если что.
