Ну и мебель. Мебель в том тайном кабинетике вся, что ни на есть, дорогой и очень удобной была. Мягкой кожей цвета любимого Петькой сливочного пломбира обитой. У Петьки дома диван был, на котором он всю свою детско-юношескую жизнь провел. Хороший такой, зеленый. Качественной рогожей обитый и крепкими нитками не совсем ровными строчками прошитый. Петька на этом диване с малолетства по ночам спал, а днем, развалившись уютно, в черно-белом телевизоре замечательные мультфильмы рассматривал. И мал тот диван Петьке начал становиться только тогда, кода он в девятом классе своего собственного отца размерами роста обогнал. Ну так вот, даже кресло в той генеральской комнате, у полированного журнального столика стоящее, было и больше, и удобнее Петькиного дивана. А столы со шкафами и полками всяческими? Это решительно чудо какое-то! Петька по малости лет и узости кругозора тогда еще не знал, что бывает мебель ручной работы, и потому, когда эту, генеральскую, воочию улицезрел, подумал, что делали ее на какой-то волшебной фабрике и не иначе как аж в самой Москве. Да что там в Москве. Наверняка в самом Ленинграде делали!
Нужно честно сказать, что каким-то особым благосостоянием и чрезмерным материальным достатком Петькина семья не блистала и бытовой роскошью с излишествами похвалиться особо не могла. Правда, и бедностью в их доме тоже никогда не пахло, а потому считались они вполне себе среднедостаточной, совершенно типовой в плане финансового благополучия советской семьей. В тогдашние времена отношение к богатству как к таковому было несколько иным, и народ, на коммунистической идеологии взращенный, больше мечтал о научных открытиях и полетах в дальний космос, нежели о дворцовой роскоши собственного жилья. Хотя чего же греха-то таить, мещанские мечтания о «красивой жизни» и «неимоверном богатстве» сидели где-то в глубине каждого строителя коммунизма. Не обделены были этими стяжательскими чувствами и Петькины родители. Откладывая и накапливая рублик к рублику месяц за месяцем, с большой помпой и тожеством закупали они потом имущество, призванное служить подтверждением того, что и их семья вполне себе может пожить красиво. Будь то новый телевизор, бытовой кондиционер или даже немножечко подержанный мотоцикл «Восход-2М».
Одним из объектов такого бытового богатства Петькиных родителей был набор хрусталя, с гордостью и пиететом выставленный на всеобщее обозрение за сдвижными стеклянными витринами серванта. В не самый богатый набор входили в том числе две лодочки-салатницы, огромное плоское блюдо с резными краями, полусферическая чаша непонятного назначения, несколько стопок разного калибра, рюмки в виде остроносых стрелецких сапожков и шесть фужеров на длинных и изящных ножках. У двух фужеров, правда, эти самые ножки были сломаны в середине, и потому их прятали позади всего остального, радужно переливающегося великолепия, соединив ножку в месте разлома резиновой трубкой. Трубку за тарелками и салатницами видно не было, и потому вся экспозиция смотрелась вполне себе прилично. Так было в Петькином доме. Но Бог ты мой, что за хрустальная роскошь и феерия творилась в зеркальных шкафах генеральской комнаты задушевного отдыха! Глядя на это радужно переливающееся великолепие, можно было совершенно точно поверить в то, что весь город Гусь-Хрустальный работал на эту выставку достижения стекольного мастерства никак не меньше двух месяцев. Всем народонаселением и всеми имеющимися фабриками!
