Бен полез в корзинку за бокалами и бутылкой вина.
– Надо отметить! М? – предложил он.
Мы с Диего отказались. Бен откупорил бутылку и разлил по бокалам белое «Gabo do Xil» из Восточной Галисии.
– Ужасная шляпа! – смеялась Ханна, отжимая панамку и раскладывая рядом с собой для просушки.
– За спасение утопающих! – произнес тост Бен. Они подняли бокалы и отпили по глотку.
Диего нервно дергал снасть. От манипуляций леска перекрутилась и запуталась, часть узлов успела намотаться на катушку.
– Давай помогу, – предложила я.
– Было бы неплохо, – сосредоточенно заметил он.
Я быстренько закрепила свое удилище, делая упор между кормой и сиденьем, перебралась на его импровизированный капитанский мостик и принялась разматывать кружево прозрачных узлов.
Диего озадаченно распускал конец лески одной рукой. Мелькали неровно остриженные ногти. Огрубевшие от воды и солнца тонкие пальцы с заусенцами хранили крепкий дух табака.
– Погоди! Не так, – сказал он, облизнув губы.
– Туда надо тянуть, – возразила я.
– Да нет же, – Диего продел завиток лески, потянул и больше запутал моток.
Я перевела взгляд на него. Нежная кожа, незатейливый взгляд, легкая щетина на округлом лице, слегка курносый нос и тонкие подвижные губы – мальчишка мальчишкой.
– Ага! Вот, нашел, – воскликнул Диего. – Эх!
– Нет. Вот здесь, видишь основной узел? – ткнула я пальцем.
– Да погоди ты! – хмурился он.
– Намотай немного, – попросила я, распутывая и выпуская часть лески. – Ага. Хватит.
Споря и препираясь, вместе мы справились.
– Ишь, ты! – заинтересованно посмотрел на меня Диего. – Где научилась?
– У рыбаков, ясное дело, – откликнулась я.
Мы стояли рядом. Диего крутил катушку, собирая леску. Я иногда вмешивалась в процесс, распрямляя кольца лески. Показался пустой крючок.
– У меня попервам часто леска путалась, – пояснила я и усмехнулась. – Против сильного ветра бомбарду кидала. С берега.
Диего весело рассмеялся. Немцы допивали по второму бокалу.
– Что? – вторила ему я. – Другие тоже так делали. У них почему- то не запутывалась.
– Поймала что-либо?
– Тогда? Ага. Морскую собачку, пока леску сматывала. Пришлось одному знакомому в воду за ней лезть. Иначе – хана снасти! В середине декабря дело было. Вода уже холодная, благо – неглубоко.
– Что значит «хана»? – поинтересовался Диего. Он стоял и с завидным интересом слушал мою болтовню, улыбаясь и щурясь от солнца.
– Капут обвесу! – деловито заявила я, скрестив ладони. Бен услыхал знакомый говор и стал прислушиваться, но мы продолжили по-испански. – Пришлось бы обрезать или подтягивать до тех пор, пока леска не порвется, – сказала я. – Да и что проку? В пищу они непригодные.
– А морские собаки – они какие?
– Наглые и прожорливые! – в сердцах буркнула я, вспоминая кошмарные особенности берегового лова. – Мелкие сорные рыбешки, сантиметров семи – двенадцати, пучеглазые, неприметного окраса и ужасной репутации, – пояснила я. – Собачка проглотит наживку и под камни сразу ныряет, да поглубже забирается. Ты ее тянешь, а она намертво застряла! Так-то!
– Хе-ге! – усмехнулся Диего, морща лоб. – А если быстрей подсекать?
– Издеваешься надо мной? – прищурилась я.
– Немножко! – согласился Диего, не переставая улыбаться.
– Сейчас стукну! – улыбнулась я.
– Ой, боюсь, боюсь! – хохотнул он.
Я вспомнила о своей снасти, прервала диалог и, чертыхаясь, поспешила к спиннингу. Наживку подъели. Поменяв червя, я снова закинула бомбарду. Катушка едва слышно жужжала, наматывая леску.
