– Это тебе сами Высшие сказали? – поинтересовался я саркастически. – А что у вас в таком возрасте можно? Мелочь по карманам тырить? А, нет, простите! Высокие моральные принципы! До пятисот лет нужно в песочнице играть, пасочки из песчинок выкладывая, развивая терпение и усидчивость! Потом еще до тысячи обуздывать свое либидо, перенаправляя кундалини из Свадхистаны в Манипуру и Анахату, затем еще какой-нибудь ерундой страдать, а уже к двум тысячам, наверное, можно и делом заняться, да?
– Ну, как-то так! – согласилась Аксинья, начиная потихоньку успокаиваться. – Не нами заведено, не нам и отменять!
Она устало оперлась на стену, снова закидывая ногу на ногу, и отпивая из стакана.
– Значит, не он, говоришь?
– Не – а! – подтвердил я, внезапно почувствовав к ведунье искреннюю симпатию. – Точно, не он! Все твои предположения и совпадения притянуты за уши!
Она, все еще недоверчиво покачала головой.
– Ты мне лучше вот что скажи! Зачем нужны были все эти артефакты? – поинтересовался я. – Что в них такого?
– Знаешь ли, в сложившейся ситуации, необходимость в них только возросла! – поставила она меня в известность, задумчиво пережевывая кусочек сыра. И видя мое непонимание, добавила: – Раньше, пока Земля занимала свое привычное место среди других миров в октеракте, надежно сдерживаемая взаимосвязями, насущная необходимость использования артефактов Апполота была вопросом неопределенного будущего, а теперь, когда она ими не удерживается, – стала настоятельной потребностью. А что в них такого? Да все!
Хорошо, я расскажу! Как там сказано? «Имеющий уши…» Да, справедливо! Хочешь знать, – так слушай!
Она сменила ногу, покачала носком рыжего полусапожка, отхлебнула еще глоток раки, чему-то усмехнулась, и предупредила:
– Воспринимай эту легенду как сказано в присказке: «Сказка – ложь, да в ней намек»!
«Ненавижу болтовню про равенство. Единственное, в чем люди равны, так это в том, что все они когда-нибудь умрут».
Боб Дилан.
Рассказ Аксиньи.
«Царь Гипербореи, Высокий Деспозин Аполлот Митридат, стоял у резного парапета ограждающего круговой балкон, опоясывающий царские покои. С высоты птичьего полета, на которую возвышались изящные дворцовые здания, открывался вид на далекий горизонт, где застыл не заходящий в эту пору года высокий Ра и ласкаемые его лучами изумрудно – сапфировые воды Гиперборейского моря. Теплого и чистого, пенящегося игривыми барашками волн, ласково лижущих пирсы торгового порта у подножья горы и высокие борта стоящих в нем красавцев – кораблей.
Если обойти по кругу или выйти на балкон с другой стороны покоев, откроется не менее величественная картина: великолепный и праздничный город, над которым то и дело проносятся стремительные летающие машины. По ровным аккуратным дорогам делового и административного центра, расположенного у самого подножья горы под царским дворцом, спешат по своим неотложным делам юркие и грациозные мобили. Жилые районы, соединенные веером улиц с дорожным кольцом, окружающим Мать – Меру, утопают в зелени парков, освежаемых радужными струями фонтанов. Там повсюду звучит веселый детский смех. Город – трудяга, город – интеллигент, многоголосый и купающийся в своем достатке.
Но не до веселья царю. Он сосредоточенно размышлял о последних событиях минувшей ночи, стоившей ему первых седых волос и добавивших ранних морщин у жестко очерченных губ.
