– И переломаю! – громко проворчал дракон. – Еще как переломаю! Я, знаете ли, летать больше привык, а не по темным норам шастать!
Антон пошел передо мною, стараясь из-за спины Черты подсвечивать фонарем так, чтобы граница света оказалась на три ступеньки ниже поднявшегося на ноги и идущего первым Шшлемхх Аинна.
– Ну, и долго нам еще спускаться? – раздраженно поинтересовался дракон, спустя некоторое продолжительное время. – Чертова червяная дыра!
– Интересно, куда вообще ведет эта бесконечная лестница? – неожиданно печальным голосом поддержала его вампиресса. – Мы уже спустились этажей на сто, не меньше!
– В Аид! – мрачно пошутил Антон. – К ладье Харона…
У меня уже у самого голова начала кружиться от монотонного движения против часовой стрелки. Мы шли уже минут сорок или больше, а ребристая каменная спираль все не кончалась, теряясь своим началом, или концом, во тьме. И это кружение с левым уклоном, вызывало в моем мозгу какое-то смутное брожение мыслей. О неизбежности смерти, железобетонной предопределенности и прочей, пожирающей душевные силы нежизнерадостной мути.
Еще через пять витков, снизу донесся монотонный голос дракона:
«Конечность жизни, —
бледный плод кривых зеркал воображений.
Перед тобой, – живой виток
крутой спирали поколений.
По восходящей жизнь идет,
Пространство, Время, покоряя,
И кто-то,
вдруг себя найдет в рожденном чуде,
умирая».
– Не много не в тему, – недолго помолчав, смущенно признался он, продолжая спуск. – Так, – сам не знаю. Тоска какая-то. Просто в голову почему-то пришло. Про ребят Массишшима вспомнил. Как они там без меня справляются? Не рассчитывал я так надолго задержаться!
Он замолчал, а через секунду продолжил:
«Это – поток.
Ты рожден и умрешь.
Смертью многие жизнь продолжали.
Час пробьет, – ты поймешь,
что сейчас твоя жизнь, —
лишь виток бесконечной спирали».
– С чего это тебя на философию потянуло, дружище? – заинтересовался я, удивившись совпадению мыслей. – А знаешь, тема знакомая, обдуманная! Хочешь услышать мою версию? Хотя подозрительно мне это наше всеобщее угнетенное состояние!
– Почему бы и нет? – согласился снизу он. – Все равно лестнице конца – края не видать! Есть у меня одно небольшое подозрение…
Он на пару секунд замолчал.
– Но об этом потом. Радует хотя бы то, что ловушек здесь нет! Давай! Читай уже! Заодно и уныние в щели загоним! Или твои стихи – вообще депрессняк?
– Да нет, вроде… – пожал плечами я, не подумав о том, что он меня все равно не видит, и прочитал, удивившись еще раз. Теперь уже тому, что за все прошедшие годы не забыл этот, давным-давно написанный стих.
«Живу сейчас, но замечаю, что жил уже.
Не раз притом.
Роман, зачитанный листаю —
последней жизни толстый том.
Вот, промелькнул таким виденьем, картинкой,
прожитый сюжет.
И словно вспышка озаренье, —
я видел, видел все уже!
Быть может, я умру и снова,
зациклившись в спирали лет,
По истечении, какого
витка,
Всплывет истлевший мой портрет?
На пятом или сто десятом?
Опять, замкнув времен контакт,
оставит в клеточке тот атом,
что жил во мне сто лет назад.
И я, прожив на той спирали, сто жизней,
вдруг пойму опять,
Что жил уже.
Но вот едва ли, смогу я это доказать»!
– Да! Ну, вы и тоски нагнали! – беззлобно попенял нам Антон. – Может быть, и нам с Чертой тоже, чего-нибудь этакого, заунывно – заумного продекламировать, чтобы потом всем дружно порыдать?
– Здесь просто аура такая! – сообщила вампиресса, полуобернувшись на ходу. – Очень много человеческой крови пролито. Эманациями отчаянья и страха все пропитано. И чем ниже, тем явственнее я их ощущаю! Так что, Тошка, они здесь совершенно не при чем! Это надо хозяевам спасибо сказать! А стих, если хочешь, прочитай! Желательно о любви! Я с удовольствием послушаю!
