Нет, надо что-то другое придумать. А что если сказать, что хотел убить реального человека, например Зайцева, бригадира, за то, что придирается, ругается, выработку занижает. Им на наши разборки наплевать, хоть каждый день друг друга бейте, лишь бы на работе не отражалось. Естественно за покушение на убийство по головке не погладят, но бить скорей всего сильно не будут. Дня на три в карцер сунут и успокоятся, ну и нож конечно отберут. А что, может прокатить, надо только Семёныча предупредить, а то он человек простой ещё обидится и ляпнет что-нибудь.
Он поднялся со стула и поискал глазами бригадира, тот стоял возле своего станка и внимательно смотрел на обрабатываемую деталь. Михаил не откладывая подошёл к нему и объяснил ситуацию.
– Едрит твою на лево, – заругался тот, – Мишка, ты своей смертью точно не умрёшь! Угораздило тебя.
– Не ссы бригадир, – довольно резко ответил Мишка, – все там будем. А работать до старости на немцев я не собираюсь. Они наши города бомбили, наших мужиков миллионами убивали, а женщин насиловали и тоже убивали, а я буду за кормёжку на них пахать и радоваться. Ты, что Зайцев добровольно в плен сдался, что ли?
– Да ты, что Миша такое говоришь, – возмутился бригадир, – меня под Сталинградом контузило, так без сознания в лагерь и попал. Только там и очнулся, у меня и свидетели есть. Никита Збруев из литейки со мной в лагере был, может подтвердить.
– Ладно, Семёныч, не кипятись, верю я тебе, но если, что спросят, говори на меня гадости, что хреново работаю, что ты меня постоянно ругаешь, ну в общем, подыграй мне. Авось и обманем немчуру, ну ладно, пошёл я, – Михаил поспешил к своему станку, как раз пришло время поменять инструмент.
Остановив станок, он быстро проделал необходимые операции и вновь нажал на кнопку запуска. Немного понаблюдав за процессом обработки и убедившись, что всё идёт как надо, он вновь присел на стул и погрузился в раздумья. А если Миллер не заметил нырнувший в рукав спецовки клинок, всё-таки Михаил тоже не пальцем деланный. Хотя подошёл тот очень тихо, Михаил лишь в последний момент увидел тень, на покрытом въевшимся маслом полу. Ну, а вдруг всё же не заметил? Блин, маловероятно.
А если заметил, но промолчит. Никому не скажет. Он работает с Миллером уже больше двух лет и замечал в нём какие-то отличия от других немцев. Инженер никогда не кричал на пленных рабочих, не говоря о том, чтобы поднять на них руку. Всегда был спокоен, сдержан, даже когда кто-то из рабочих портил сложную деталь. Он лишь по-человечески расстраивался и просил рабочего переделать брак. Именно просил, а не приказывал, хотя имел на это право. Вообще он был какой-то странный, не похожий на остальных.
Ещё достаточно молодой, не больше тридцати лет, он был очень хорошим инженером, его уважали даже старшие специалисты. Он был по-настоящему культурным человеком, всегда здоровался с пленными рабочими. Старался помочь разобраться в чертежах, выбрать нужный инструмент и режимы обработки. По правде сказать, на базе было много таких молодых учёных, которые считали пленных за людей, а не за рабочую скотину. Лишь немногие из учёных и инженеров, в основном старшего поколения, подражая гестаповцам, всячески унижали пленных. Старались всеми способами усложнить им жизнь.
Были и такие, которые просто не замечали пленных, как будто это не живые люди, а роботы, которые копошатся вокруг, делают какую-то работу, но внимания господ не заслуживают. Таких было достаточно много, но всё же меньше чем нормальных спецов типа Миллера. В целом, жить на базе было можно, но плен есть плен, а немцы это немцы. Именно они пришли на нашу землю и убили Димку – старшего брата Михаила. А сколько настоящих друзей и просто добрых знакомых полегло на многочисленных фронтах Великой Отечественной.
