Беги, если вспомнишь - страница 4

Это новое тело. Новая я.

И, может быть, этим летом я что-то потеряла – но что-то и обрела.

Сознание продирается сквозь липкую паутину сна, как сквозь густой туман. Глаза слипаются, веки налиты свинцом, а в висках пульсирует ленивая, размягчённая сонным теплом боль. Рука судорожно шаркает по прикроватной тумбе, пальцы нащупывают холодный прямоугольник телефона. Экран вспыхивает, ослепляя, и цифры медленно складываются в осмысленную картину: 11:34.

– Прекрасно, – выдыхаю я, и голос звучит хрипло, будто проржавевшим механизмом.

По ощущениям, я проспала не просто утро – я проспала последний день лета. А может, и весь сентябрь. Мозг услужливо подкидывает картинку: календарь, листы, безжалостно отрываемые чьей-то невидимой рукой, время, утекающее сквозь пальцы.

– Ну конечно, – бормочу себе под нос, – стоило ограничиться парой серий, а не глотать целый сезон, как последний киноман перед концом света.

Но разум тут же включает защитный механизм самооправдания: «Не нагнетай. Тебе двадцать один, а в двадцать один положено засыпать под утро, просыпаться в обед и считать это абсолютной нормой.»

Реальность, однако, напоминает о себе немилосердно: сегодня 31 августа. День вечеринки. Той самой, на которую я должна попасть. Проблема в том, что мой опыт праздной жизни стремится к нулю, а гардероб – его верный союзник – состоит из поношенных футболок, растянутых шорт и одного-единственного платья, купленного мамой «на выход». Остальное больше не сидит. В прямом смысле.

С трудом отрываюсь от матраса, будто он намагничен, и первое, что делаю, – заправляю постель. Автоматизм, въевшийся в подкорку с детства. «Беспорядок в комнате – беспорядок в голове», – голос матери звучит у меня в ушах четче, чем собственные мысли.

Умываюсь ледяной водой – лицо в зеркале бледное, с синяками под глазами. Волосы, непокорные и путаные, после долгой борьбы наконец скручиваются в длинную косу. Одна прядь остаётся свободной – привычный жест, прикрывающий шрам у виска.

Голода нет. Вернее, он где-то там, на задворках сознания, но я не горю желанием его искать. Натягиваю первые попавшиеся шорты, футболку с потрёпанным принтом – и выхожу в день, который, кажется, уже давно начался без меня.

В лифте больше нет того объявления с QR-кодом. «Набрали достаточно заявок», – догадываюсь. Быстро работают.

Иду пешком. Раньше взяла бы велосипед – лёгкий, стремительный, с ветром в лицо и асфальтом, мелькающим под колёсами. Но теперь нельзя. Не после того случая. Не после того, как дала слово.

Торговый центр встречает меня стеклянными дверями, холодным воздухом и безликой музыкой из динамиков. Пора на охоту.

Первое, за что цепляется взгляд – витрина магазина нижнего белья. Я замираю на пороге, будто передо мной не просто бутик, а запретная территория, куда посторонним вход воспрещён. А я – посторонняя.

Стекло витрины, холодное и безразличное, отражает моё смущённое отражение, накладывая его поверх кружевных бюстгальтеров и стрингов, выложенных словно драгоценности. Они кажутся мне чем-то чужим, почти постыдным – как будто я подсматриваю за чужой, более раскрепощённой жизнью, к которой никогда не имела отношения.

Но сегодня что-то перещёлкнуло.

Может, это был тот самый «голос женской сексуальности», о котором так пафосно вещают на тренингах для «раскрытия внутренней богини». Или просто усталость – от серых хлопковых трусов, от взглядов, скользящих мимо, от мысли, что никто никогда не увидит, не оценит, не захочет.