– Да не удастся уйти. Клянусь, Андрон! – твердил Плясун. – Те, кто ближе ста метров подойдут, не вырвутся из окружения.
– Ты предлагаешь с опушки леса пострелять в направлении их трёхэтажной халупки и драпать? – нервничал Чис.
– Но у нас четыре трупа за какие-то недели. Если и дальше так пойдёт, то с кем останемся? Ропот уже по рядам пошёл. А Испанец-то живой и почти что невредимый, разве что за щёку пока брать не может.
– Один выход, пожалуй… Да, в спину ударить, – задумчиво проговорил Лом и принялся поглаживать макушку заострённой кверху головы.
– Кому? Кто тебе её подставит? – раздражённо спросил Чис.
– Вот и надо как-то сделать, чтобы подставили. Я вижу такую картину: они окружили дом, а в это время мы атакуем их сзади. А потом уходим.
– Они окружат дом, когда ты войдёшь в него. И не только ты, но и вот он, Андрон, – резонно заметил Плясун, указывая пальцем на Чиса. – И никак не раньше.
Лицо Лома приняло загадочное выражение.
– А если внутри дома начнётся стрельба? – произнёс он.
Чис бросил на него свирепый взгляд и заиграл желваками. Затем предложил:
– Что ж, я не против, бери на себя роль камикадзе.
– А если поручить пострелять человеку, который вхож в этот дом?
– Охранникам?
– Домработнице, – снисходительно улыбнулся Лом.
– Ну-ну!
– Выясним, с кем она живёт и всё такое. Найдём подходы. Вряд ли её обыскивают. А у неё, наверно, имеются детишки или старенькие родители. Ну как?
Лицо Чиса осветила улыбка.
– А в этом что-то есть. Она, кажется, работает через день? Сегодня она работает?
– Да, сегодня. Обычно с обеда и до утра, – подтвердил Плясун.
– Отлично. Вот вдвоём и займётесь этим. Выяснить, где живёт, с кем и как. Деньги и страх – хорошие стимулы. Кстати, давно уже надо было узнать, кто она и откуда.
Немного пострелять да гранату бросить
Вчера Мозгуну сняли послеоперационные бинты, а сегодня он купил новые документы и трёхлетнюю «девятку».
– Послушай, Костик, я теперь с тобой в третий раз должна знакомиться? – в восхищении вытаращила глаза Натка. – Слушай, тебя не узнать! Кстати, тебе идут короткая стрижка и охотничья бородка. И мордольеро уже не такое опухшее. А глаза – вообще не твои. Когда у тебя будет хриплый голос и семенящая, а не утиная походка, тебя мать родная не признает. Ты походку-то репетируешь?
– Да, бывает. Только я уже не Костик, а Славик.
– А раствор пьёшь регулярно?
– До тошноты. По-моему, и так уже хриплый, как у Высоцкого.
– Ещё не совсем. Продолжай пить.
Мозгун никак не мог настроить себя с полной серьёзностью относиться к происходящим с ним переменам. А может быть, и следовало, ибо хандра-депрессия не проходила. Хотя и не было теперь прежнего упадка сил, но всё же он пребывал в том состоянии, когда возврат к прежней жизни казался невозможным.
– Со сменой имени и характер изменится, – сказала Натка. – Может, и мне поменять? А то опять брошу работу и буду дурочку валять.
– Ну и что? Возможно, лучше дурочку валять, чем за три сотни горбатиться. – Мозгун, покряхтывая, улёгся на кровать и закрыл глаза.
– Да у меня работы практически на пару часов или чуть больше. Зато на свежем воздухе. Трудно пыль смахнуть с мебелей да жратвушечку разогреть?
– Если бы я два часа пыль смахивал, то умер бы, вероятно, – со вздохом сказал Мозгун.
– Тебе к врачу надо. Как только станешь одноразовым, я имею в виду раз в неделю, то сама вызову «неотложку» и сдам тебя.
– Спасибо, ты очень добра.
