– Олеандр.
– Дарованное вам имя ласкает слух, – пропела Эсфирь, и он покраснел пуще прежнего.
Да кто она такая, в самом деле? Одним присутствием довела двух взрослых дриад до смятения. И ладно бы только Олеандра, но Зефирантес!.. Он вообще, чудилось, закоченел, напоминая холст, на который разлили ведро с алой краской. Какими чарами нужно обладать, чтобы пробить броню этого гиганта? В кругу девиц он изредка тушевался, но столь потерянным и взволнованным не выглядел никогда. Никогда! Ни разу!
– А я Зе… Зе-фи-ран… – запинаясь на каждом слоге, забормотал приятель. – Зе-зефирантес.
– О-о-о! – Эсфирь хлопнула в ладоши и подскочила к нему. – Я так рада, рада нашему знакомству! А там… Не подскажете, что снаружи произошло? Кричали все. Страшно. Олеандр вон весь в крови измарался. И юноша, которого вы принесли…
– Да это… дуэль там… да, дуэль случилась.
Свет! Её свет во всем повинен! Точно!
Олеандр уже хотел спросить, что за сияние её обволакивает, как вдруг в груди пророс росток гнева. Мозолистые пальцы друга потянулись к лицу Эсфирь. Потянулись к тому участку кожи над губой, где темнела милейшая родинка, похожая на звезду.
Да как он смеет?!
Кто-то незнакомый овладел сознанием Олеандра. Заколотилось сердце до того отчаянно, что к глотке подкатил комок дурноты.
– Не трогай её! – Олеандр и сам не понял, как очутился возле парочки и саданул Зефа по ладони.
Шлепок, сочный и влажный, отразился от стен хижины. Загулял в ушах, затрагивая струны благоразумия.
– Ой! – пискнула Эсфирь.
– Обезумел совсем?! – взревел Зефирантес. – Думаешь, раз уродился сыном правителя, так тебе теперь все дозволено?!
– Да! – ляпнул Олеандр. – То есть нет. То есть да!
Ему бы встревожиться из-за затруднений с ответом и извиниться. Крупицы здравого смысла наперебой твердили, что он угодил в ловушку искаженного восприятия, велели опомниться. Но капкан неведомых чар не дозволил отступить:
– Будь так добр, покинь мой дом.
Олеандр оттолкнул Эсфирь плечом и заслонил собой, взирая на гиганта, в чьих глазах сверкнул недобрый огонек.
– Поглядите-ка, защитник нашелся, – Зефирантес сжал кулак. И мышцы на его руке налились, забугрились. – Изнеженное дитя. Никогда ты меня не ценил! Не ведаешь, не понимаешь, сколь это трудно – сражаться за место среди воинов и тащить на плечах мать и сестру!
– Не ведаю, – согласился Олеандр.
Взор проскользил по потолку. Застыл на переплетении лоз, овивших балки, и метнулся вбок. Над ложем на полке, изогнувшейся улыбкой, покоилась в ножнах древняя сабля Дэлмара, оставленная братом.
– Не ведаю, – повторил Олеандр, отступая, – но у каждого свой путь. Я многое отдал бы, чтобы оживить мать. А брат…
– Глендауэр! – вскрикнул Зеф – Ну конечно! Вечно ты дымишься, стоит кому его припомнить. А сам вещички его хранишь! Что? Думал, не вижу я ничего? Ты не влюблен в братца-то?
– Идиот!
– Треклятый всезнайка!
– Вы ведь не собираетесь драться?! – возопила Эсфирь.
Её восклик словно спустил лавину. Олеандр вскинул руки, метнул в потолок вспышку чар, напитывая и укрепляя лозы. Зеф тронул ножны, и меч с лязгом выскользнул из них. Один за другим лозы ринулись к полу. С грохотом вонзились в него, решеткой разделяя комнату на две половины.
Зефирантес отскочил к двери, явно не ожидая подобного. Олеандр рванул к ложу, запнулся, но все-таки стащил саблю и сразу же обнажил. Лезвие сверкнуло в свете златоцветов.
Эсфирь сдавленно охнула, когда Зеф рассек лозы надвое. Нижняя часть ограды повалилась, верхняя все еще висела. Он нырнул под неё. Крепче перехватил меч и понесся вперед с такой скоростью, с какой катится валун со склона горы. Возвёл лезвие над головой, намереваясь ударить с размаху и рассечь соперника надвое.
