Руки перематывали шею в тот миг, когда взор прилип к Эсфирь. Её крыло, доселе спокойно расстеленное по полу, дернулось. Олеандр дёрнул щекой, снова ощутив странный трепет сердца.
Сознаться, ему не терпелось обрушить на Эсфирь град вопросов. Скорее всего, она кочевала, а крылатые путешественники в Барклей – гости редкие. За прожитые годы он встретил пару стемф, которых высвободил из плотоядного бутона, прежде чем тот ими отужинал.
– Странная ты все-таки, – проворчал Олеандр, натягивая тунику. – Как можно сущность свою не помнить, ну?! И на кой ты хину в пасть лезла? Не знаю, как принято у вас в клане, но у нас в битвы рвутся хранители! Стража! И то не всегда. Лучше миг побыть трусом, чем навсегда стать мертвецом.
Эсфирь, зелен лист, молчала, продолжая тихо сопеть, уткнувшись носом в подушку.
Занятная все же штука – истощение. Как ни шуми, хоть бревна над ухом опустошенного пили, он и бровью не поведет. Недаром толкуют, что потеря чар на поле брани равносильна смерти.
Олеандр нащупал сапоги, обулся и выполз из кресла. Ему полегчало. С души будто камень упал. Даже странно, учитывая, что с тем же успехом он мог бы выместить недовольство на кустарнике.
Ладно. Поднимется на чердак. Глядишь, раздобудет пару-тройку пледов и доспит на полу.
Он шагнул к лестнице. И замер, остановленный внезапным стуком в дверь.
Проклятие!
– Господин Олеандр! – прикатился в хижину взволнованный голос. – Прошу прощения, но мне нужно с вами поговорить.
– Мне тоже много чего нужно, Драцена, – узнав хранительницу, отозвался Олеандр. – Я спать хочу.
– Так раз вы все равно пробудились, – не сдавалась Драцена, – может, выйдете ненадолго?
– Кто-то покалечился? – поинтересовался Олеандр, сгибая и разгибая занемевшую спину.
– Не совсем.
– Пожар?
– Нет, там…
– Аспарагус издох?
Навряд ли, конечно, архихранитель их всех еще похоронит. Но помечтать-то можно?
– Господин Олеандр!
– Потом побеседуем.
– В лесу тело нашли! – выкрикнула Драцена и тише добавила: – Дочь Хатиора, Спирея, мертва!
Услышанное отозвалось в груди жжением – будто раскаленные угли у ребер проросли, как семена. Не слишком хорошо, но Олеандр знал Спирею. Его дед и её отец распрощались с жизнями в одной битве.
Сердце, уколотое тревогой, дрогнуло. Разум озарила надежда: «Может, это ошибка?»
Олеандр отодвинул задвижку. Толкнул дверь и воззрился на Драцену. Молча – лицо выражало мысли не хуже слов.
Она устало выдохнула. Кивнула, подтверждая сказанное.
– Что произошло? – Его голос сорвался, звеня тревогами. – Как она… Где? Почему?..
– Лучше взгляните. – Драцена оправила плащ, сомкнутый под горлом брошью-трилистником.
И застыла. Уловила донесшийся из недр дома лепет:
– Капстэ ти фотья, – молвила Эсфирь тихо и мелодично, но почему-то её слова отдавали проклятием.
Наверное, потому что переводились с древнего языка как «Гори огонь». Ну или что-то близко к этому.
Выругавшись, Олеандр отступил от двери, чтобы углядеть Эсфирь. Она до сих пор мирно дремала, смешно хлопая губами. Чисто пташка, ожидающая, когда матушка бросит червя.
– Э-э-эм, – Драцена уже стояла рядом. Почесывала обритый череп. – Эта девочка…
– Прошу, никому о ней не говори, – взмолился Олеандр, вытолкав хранительницу на крыльцо и запирая дверь. – Я у Морионовых скал её встретил. Гнался за хином и… Долго рассказывать! Она чар лишилась, похоже. Теперь пару-тройку дней проспит.
– Будьте спокойны, не скажу. Но… Кто она?
