Белая Согра - страница 2
Проще говоря, внизу вообще никакого движения. Машина одна летит по улице, подпрыгивая на колдобинах, и не видно ни человека, ни собаки. Пустая деревня, закрытые калитки, запертые ворота. Ни курицы какой. Ни кошки. Ни души.
Когда дорога заложила крюк, огибая совсем уж заросшую халупу – мелькнул в зарослях крапивы и борщевика обглоданный временем остов дома с просевшей крышей, – из-за поворота на полной скорости вылетает огромный, ярко-рыжий лесовоз и несётся на холм, оставляя после себя шлейф пыли.
– Ядрёны пассатижи! – Водитель выворачивает руль вправо, машина виляет, Жу падает. Телефон с грохотом летит из рук. – Лесопунктовские, так бы их об колено! – орёт водитель. – Отморозки!
Жу шарит руками по полу. Телефон хоть и бесполезный, но свой.
– Улетел? – спрашивает водитель. – Под коврик смотри.
Жу приподнимает коврик – и правда, там. Достав, по привычке освещает экран – связи нет, как не было. Остальное вроде нормально.
Хотя что может быть нормально без связи?
И тут водила жмёт тормоз.
– Всё, приехали.
– Куда? – Жу поднимает глаза от телефона. За окном – непонятно что. То есть нет, понятно, конечно: вон крыша, вон старая покосившаяся калитка. Дом, а перед ним всё заросло – кусты, деревья.
И мрачное тяжёлое небо. Того и гляди – дождь.
– Вы уверены, что это здесь?
– Тут, тут. Карелины твои. Старуха она, правда, совсем. Так что ты давай, держись. Они же тут, знаешь, все малость того.
Чего того, не уточняет. Жу пожимает плечами. Про них с братом тоже считается, что того. Но брат делает большие глаза: спроси! Жу отмахивается – да ладно. Спроси! – кивает брат. Жу лезет в рюкзак, достаёт деньги.
– А чего – того? – спрашивает как бы невзначай, пока водитель считает купюры.
– Да разное говорят. Что знают они тут. Ну, всякое.
Понятней не стало. Жу кивает. Брат пожимает плечами. Жу давит на ручку двери, но вылезать не хочется. Дом за окном выглядит нежилым и мрачным. Разве что чуть менее мрачным, чем тучи сверху. Но делать нечего – Жу вылезает и будто ныряет в холодный ветер. Сразу хочется залезть обратно в тёплый уютный салон автомобиля. Пусть и с трешовой бахромой от старых гардин. Как в гробу.
Брат кивает на рюкзак, и Жу достаёт оттуда красную вязаную шапочку. Как же правильно было взять её с собой! Натягивает на самые уши, нашивкой – на лоб. Сразу становится легче, а главное, тревога в груди сдувается.
– Шапка зачётная. – Водитель высовывается из машины, показывая большой палец.
– Отцовская.
И ничего, что они стянули её без спросу. Отцу она всё равно до зимы не понадобится, лыжная-то шапка. А здесь – в самый раз.
– Ладно, поехал. Ты это, звони, если что, – говорит водитель, хлопает дверцей и уезжает.
Жу смотрит на дом, на кривое крыльцо, которое выглядывает из бурьяна.
– Пошли, что ли? – спрашивает брат.
– Пошли, – кивает Жу, поворачивает шапку нашивкой на затылок и идёт к дому.
Дом кривой, дверь повело, порог просел. Дерево старое.
Нет, здесь никто не живёт. Не может жить. С наличников облупилась краска. За маленькими стёклами окон пылятся разлапистые цветы, тоже как будто давно неживые.
– И долго ты так собираешься торчать? – спрашивает брат. – Или на улице жить будем?
Этот дом заколдованный. Я войду туда и попаду в другой мир.
Жу закрывает глаза. Открывает глаза. Смотрит на дом. Дом на Жу не смотрит. Брат смело топает к двери. Вот пусть и идёт туда один. Но Жу знает, что брат один не войдёт. Только вместе, везде и всегда вместе. Жу вздыхает и толкает дверь.