Белокурая гейша - страница 4
– Я обеспокоен, Кэтлин. Что-то не так. Никто из служителей храма нас не встречает. – Он потер подбородок, обдумывая ситуацию, затем добавил: – У меня нет иного выбора, кроме как доверить этому мальчику отвезти нас к месту назначения.
– Я тоже доверяю ему, отец.
Я усмехнулась, когда молодой человек обернулся и, взглянув на меня из-под соломенной шляпы, одарил меня улыбкой. Спиной я оперлась о сиденье, испытывая облегчение. Он был не старше меня самой. И в самом деле оказался очень красивым.
Конечно же отец не станет держать меня запертой в монастыре до конца моих дней, не позволяя ни с кем видеться, не так ли? Тем не менее боязнь этого, какой бы иррациональной она ни была, не отпускала меня; она проникла в мою душу и крошечным золотисто-зеленым жучком заползла под кожу, перемещаясь вверх и вниз. По шее моей потек ручеек холодного пота.
Как же я сумею стать гейшей, если буду вынуждена жить в заточении в монастыре? Монашек держат вдали от посетителей, и время они проводят в медитации и размещении цветов в вазах, а не глазея на мускулистых молодых людей. В этот момент над нашими головами раздался раскат грома, точно боги решили напомнить мне, что у меня нет выбора. Скоро разразится ливень.
Я услышала, как мой отец отдал юноше-рикше распоряжения касательно того, куда нас нужно доставить, и тот кивнул в знак согласия. Он низко поклонился, прежде чем поднять откидной полог из промасленной ткани, укрывший нас от дождя.
– Торопись, торопись! – настойчиво кричал отец молодому человеку, усаживаясь на второе сиденье двухместной покрытой черным лаком повозки.
Подняв оглобли и взявшись за них, молодой человек со стоном отклонил коляску назад и со всех ног устремился вперед.
Наше транспортное средство мчалось по улице настолько узкой, что на ней не сумели бы разойтись два человека с раскрытыми зонтиками, и у меня не осталось времени на обдумывание своей судьбы. Я сочла необычным то, что наш возничий не покрикивал на случайных прохожих, призывая их посторониться, как поступали большинство рикш. Он бежал безмолвно, своим тяжелым дыханием услаждая мой слух. Я все пыталась рассмотреть его лицо, но отец всякий раз втягивал меня назад, стоило мне лишь приподнять занавеску и выглянуть наружу.
– Сосредоточься на своей миссии, Кэтлин.
– Я стараюсь изо всех сил, отец, но ты же ничего мне не рассказываешь, – осмелилась посетовать я. Беспокойство за его безопасность сделало меня раздражительной.
– Я не могу. Все, что тебе нужно знать, – это то, что ты моя дочь и должна вести себя соответственно.
Разгневанная таким ответом, я скрестила обутые в черные туфли ноги, которые потонули в ворсистом ковре, постеленном на полу. Я поерзала на красном обтянутом бархатом сиденье, пытаясь удобнее устроиться в своей мокрой одежде, и сползла чуть ниже на мягкой подушке. Я вовсе не хотела проявлять неуважение по отношению к своему отцу, но была напугана. Напугана тем, что ждало меня впереди.
Бросив на него взгляд, я снова стала прокручивать в голове события прошедших дня и ночи, пытаясь понять, почему он приказал мне немедленно собирать вещи, говоря, что мы уезжаем из Токио. Затем он отдал распоряжение нашей экономке Оги-сан положить нам в коробки для обеда рис, маринованный редис и маленькие полоски сырой рыбы, чтобы было чем перекусить в дороге, которая, как оказалось, была совсем не близкой – мы провели в пути целый день.