Парень, тихо проворчав что-то угрожающее, скрывается за дверью.
– У них, видите ли, крадут инструмент. Сначала ящик с ручным пропал, а теперь узел диагностики найти не могут. Только это, прошу вас, не для статьи. Что вас привело к нам сегодня?
– У вас среди рулевых есть девушка Лиана.
– Ну, возможно, есть. У нас почти шестьдесят рулевых, я всех не помню. А что с ней не так? У вас жалоба?
Я отвечаю ,не моргнув глазом:
– Что вы, Боже упаси. Я делал для статьи в нашу газету фотографии нескольких девушек, обещал им всем отдать снимки.
– Так передайте мне, я им раздам сегодня же вечером.
– Нет, мне, все же, хотелось бы самому.
Он хитро косится на меня:
– Конечно, я вас понимаю. Молодые, симпатичные девицы…Я вот здесь сижу все на одном месте, под землей, но этот цветник… Куча Белоснежек и один гном!
– Да, правда похоже. Прошу вас, посмотрите в своем графике, Лиана не заболела, не уехала?
Администратор, пожав плечами, удаляется. Через минуту он подходит ко мне с толстой тетрадью в жестком переплете.
– Так, Лиана К. Да, все верно, она взяла сегодня выходной. Еще неделю назад записалась.
– Ясно, значит отдам снимки в другой день.
– До свиданья, только прошу вас, не надо писать о наших внутренних маленьких недоразумениях…
– Можете положиться на кодекс чести журналиста.
С невеселым взглядом, который выражает сильное сомнение в существовании такого кодекса, он пожимает мне руку и возвращается к своему расписанию, телефонным звонкам, диспетчерам и механикам, словом, той ежедневной суете, без которой невозможна нормальная работа сложной транспортной системы.
Я поднимаюсь наверх. Томительное беспокойство за девушку наконец отступает, но на его место приходит недоумение. Я перебираю десятки причин, по которым она могла не брать трубку. Наконец, вооружившись девизом Дизраэли «действие не всегда приводит к счастью, но не бывает счастья без действия», я решаю, что не стоит гадать и попусту ломать голову, а стоит положиться на Божью волю и попробовать самому проникнуть вниз, на ночные гонки.
«Станции Канала закрываются в десять часов. К одиннадцати, – рассуждаю я, – поднимаются наверх последние служащие и уборщики. Значит, не раньше полуночи должны начать спускать гидроциклы в док».
К половине двенадцатого я на стареньком, скрипящем на поворотах такси подъезжаю к железнодорожному вокзалу, от которого до станции «Док» рукой подать. Желтое вокзальное здание с пятиметровым граненым шпилем и со стилизованными под петровские времена крупными буквами на фасаде очень оживляет однообразную унылую панельную застройку района. За высокими арочными окнами зала ожидания я вижу нескольких поздних пассажиров, нахохлившихся на неудобных стульях. Сквозь второй ряд окон, выходящих уже на перрон, смутно просматривается зеленый с красной полосой поезд, стоящий на дальних путях. Обладай я дальнозоркостью высматривающего добычу стервятника, за темными окошками вагонов я разглядел бы петляющую между песчаных холмов узкую военную дорогу, освещенную редкими зеленовато-желтыми фонарями.
Я прохожу мимо нескольких автомобилей, в которых скучают сонные таксисты. Мощеная цементными плитками дорожка идет через погруженный в глубокую тень скверик с редкими деревьями и чахлой осенней травой, пробивающейся из-под песка. Сразу за сквериком я вижу огромный темный прямоугольник фургона, который наполовину загораживает от меня здание станции.
