Соколов-Крымский взмахнул рукой, оркестр заиграл «Венский вальс», и вечер начался. «Соловей» Алябьева, затем «Очи чёрные», потом зазвучали стихи:
– Кто мы в этой старой Европе?
Случайные гости? Орда,
Пришедшая с Камы и с Оби,
Что яростью дышит всегда,
Всё губит в бессмысленной злобе?
Иль мы тот великий народ,
Чьё имя не будет забыто,
Чья речь и поныне поёт
Созвучно с напевом санскрита?
Чернавский толкнул Верховцева: «Пушкин?» «Нет. Валерий Брюсов, тоже гений поэзии».
Мы пугаем. Да, мы – дики,
Тёсан грубо наш народ;
Ведь века над ним владыки
Простирали тяжкий гнёт.
«До сих пор современно» – удивился Верховцев.
Довольство ваше – радость стада,
Нашедшего клочок травы.
Быть сытым – больше вам не надо,
Есть жвачка – и блаженны вы!
«Как в точку!» – восхитился вслух Чернавский. А на импровизированную сцену вышла девушка, одетая в форму воспитанницы института благородных девиц:
Мы завтра покаемся в жизни бесплодной
В последнем предсмертном бреду.
Оденем раздетых, накормим голодных,
Разделим чужую нужду.
Мы завтра поймём, что такое спасенье,
И завтра пойдём за Христом,
И завтра преклоним пред Богом колени,
Не ныне. А завтра, потом…
Так в планах на завтра, что скрыто в тумане,
За годом уносится год…
А что, если завтра возьмёт и обманет?
Что, если совсем не придёт?
«Изумительная девушка!» – прошептал Верховцев, а Чернавский, взяв писателя под руку, повёл того к только что выступившей даме:
– Сударыня, позвольте представить вам моего друга Александра Верховцева.
Та протянула руку ладонью вниз и, опустив глаза, промолвила: «Графиня Ланская, – и добавила тише: – Ирина…»
Верховцев поклонился и поцеловал её руку. Чернавский незаметно удалился, оставив их вдвоём.
– Какие замечательные стихи! Ваши собственные? – начал Верховцев.
– Нет, это стихи Веры Кушнир. Но они мне близки по духу.
– Дежавю. Мы с вами раньше не встречались? – писателю показалось, что это уже было, может быть в прежней жизни,
– Я была на презентации вашей книги «Последний Рим». Я не являюсь поклонницей вашего таланта, но по работе знакомлюсь с книжными новинками и тоже прочла ваши книги.
– И где вы работаете, графиня? – Верховцев не ожидал такого ответа.
– В магазине «Библио-Глобус». Не обижайтесь, но мне ваша книга показалась мрачной и безысходной, поэтому не понравилась.
Верховцев написал эту книгу пару лет назад. На иллюстрациях Чернавского опухшие от пьяного безделья мужики и бабы среди запустения и разрухи чесали свои репы в немом вопросе: «Почему так хреново живём?» На других рисунках изворотливые и жадные власть имущие чиновники справляли свои естественные потребности прямо на головы народа, который отупело, раскрыв рты, глазел на это реалити-шоу. На страницах романа Верховцев выразил всё неприятие духовной деградации общества. Это было криком тонущего в выгребной яме. По замыслу автора, чувство безысходности должно было заставить читателя осознать бездну падения когда-то великого народа. Роман был воспринят трояко: функционеры объявили его клеветой на власть, коммунисты и демократы – клеветой на народ, творческая интеллигенция с восторгом приняла роман и даже провела в интернете акцию в поддержку автора. Сейчас, выслушивая нелестное высказывание дворянки, Александр почувствовал стыд, и лицо писателя покраснело. Ланская заметила это и, видимо, желая подбодрить автора, сказала успокаивающим тоном: – Остальные книги мне понравились, особенно «Дом под небесами».
