– Тумана больше нет, Коля. – Тяжело вздохнул сторож. – На той неделе выхожу, он вроде бы спит, и не спит. Подошёл к нему, но он не проснулся. Так-то вот. А это кто?
– Это, Верный. Можно он у вас поживёт? Я надеялся, что они с Туманом подружатся.
Сторож сделал несколько шагов и остановился напротив щенка. Верный склонил голову набок, со своей стороны разглядывая нового человека. При этом он так смешно пытался совладать со своими длинными, как у осла ушами, что сторож и Колька невольно рассмеялись.
– Экий ты, смешной. Ну, здравствуй, Верный. – Сторож протянул руку овчарёнку. Тот потоптался на месте, соображая какую лапу протянуть, и протянул левую.
– Ну, кто так здоровается? Надо правую тянуть, другую. – Шутливо произнёс сторож. Верный тут же протянул другую, словно понял о чём ему говорят. Колька и сторож продолжали смеяться.
– Сообразительный какой. Заходите в дом, пока его никто не увидел. Украдут и продадут. Столько хулиганья развелось.
В единственной комнате в сторожке было бедно, но опрятно. В углу стоял старый продавленный топчан, на котором спал Степан Петрович. Возле него такой же старый фанерный шкаф на три двери. У другой стенки обеденный стол, с двумя стульями, над ним посудная полка с тремя тарелками и несколькими глубокими чашками. На столе электрический и заварной чайники, два бокала, сахарница и блюдце с конфетами. У стола раковина с краном. С другой стороны узкий разделывательный стол. На нём стояла кастрюля и плетёная миска с овощами. С другой стороны газовая плита на две конфорки. У самой двери маленький холодильник. Третью стену почти полностью занимало окно. На подоконнике стоял старенький приёмник, тихонько напевавший песни военных лет. Под окном стояла широкая лавка. При желании на ней мог ночевать взрослый человек. В центре комнаты лежал старый, неопределённого цвета, вытертый почти до дыр, ковёр. Комната была небольшой, но выглядела вполне уютно и просторно. Кольке тут сразу понравилось. Верный не стал шастать по углам, принюхиваясь к незнакомым запахам, а просто запрыгнул на лавку и стал смотреть в окно.
– Экий ты, необычный. – В который раз удивился сторож. – А чем же мне его кормить?
– Да хоть чем. Тётка Марфа с ним не нянчилась. Все объедки ему скармливала. А ещё называла Обжорой и Дармоедом. Он не избалованный.
– Это хорошо. У меня каша с тыквой. Эй, Верный, будешь кашу с тыквой?
Пёс тут же спрыгнул на пол и подошёл к столу, словно зная, где его будут кормить.
Сторож снял с полки две эмалированных чашки. В одну налил воды, в другую положил два половника неаппетитного на вид месива. Верного не пришлось уговаривать. Со своей задачей он справился на раз. Ещё и вылизал чашку до блеска.
– Силён. – Восхитился сторож. – Оставляй его, Колюня. И мне будет веселее. И ты будешь чаще забегать. Всё к лучшему.
– Спасибо, Степан Петрович. Тогда я пошел. Эх.
Колька обнял Верного за шею, что-то прошептал ему на ухо. Пёс посмотрел на него укоризненно и, уже собрался было, выбежать за дверь, но сторож его остановил.
– Верный, тебе туда нельзя. Мы с тобой сейчас пойдём обход вокруг территории делать. Заодно ты и свои дела там сделаешь, понял?
Колька пошёл по узкой асфальтированной аллейке. Её, как и всё здесь, давно не ремонтировали, куски неровного асфальта перемежались с разновеликими ямами. В темноте тут запросто можно было разбить нос или сломать ногу. По бокам аллейки росли старые кряжистые деревья с высохшими обломанными сучьями. У Детского дома не было денег, чтобы нанять садовника, да и воспитатели и учителя здесь надолго не задерживались. Говорили, что зарплата низкая, а контингент тяжелый.
