Он яростно погрозил кулаком в сторону мерцающих глаз, и принялся водружать свои мокрые страшные мокасины перед огнём.
– И когда уже эти проклятые морозы кончатся? – продолжил он, – Пятьдесят градусов, да пятьдесят вот уже вторую неделю. Не надо было мне втравливаться в эту авантюру! Мне, Генри, всё это очень, скажу тебе честно, не нравится! Не по себе что-то мне здесь! Скорее бы всем нам вернуться – и тогда дело с концом! Эх, сидели бы теперь у камина в Форте Мак-Гарри, играли бы себе в Криббедж! Знаешь, только здесь я понимаю, сколько бы я дал сейчас за то, чтобы сидеть у камелька. Всё бы отдал за это!
Генри что-то забубнил себе под нос и стал укладываться на своё лежбище. Он уже подрёмывал, когда голос напарника поднял его:
– Скажи-ка, Генри… Меня вот что беспокоит… почему собаки не рычали и не кинулись на того, с седьмой рыбой?
– Ты сведёшь меня с ума, Билл! – последовал сонный ответ, – Что-то ты слишком нервный стал! Раньше за тобой такого не замечалось! Хватит пустой болтовни! Лучше постарайся выспаться! Выспишься – утром ни о чём таком даже не вспомнишь! У тебя наверно опять изжога, вот ты и куролесишь тут!
Мужчины спали, тяжко вздыхая, бок-о-бок, укрытые одним одеялом. Огонь в костре умирал, и мерцающие глаза сжимались вокруг лагеря всё более тесным кругом. Собаки повизгивали, оглашая округу угрожающим рыком, это означало, что одна из пар глаз подобралась к ним слишком близко. Наконец их лай стал таким громким, что Билл перевернулся на другой бок и проснулся.
Он осторожно стал вылезать из лежбища, чтобы случайно не разбудить друга, и подбросил сноп хвороста в костёр. Пламя весело заплясало, и сжавшийся, как пружина круг жадных глаз отхлынул назад. Протирая невыспавшиеся глаза, он бросил взгляд на собак, потом почему то посмотрел ещё раз, более пристально и снова залез под одеяло.
– Генри! – зашептал он, – Ох, Генри!
Генри издал клокочущий стон из горла, и едва отходя от сна, прохрипел:
– Ну, что там стряслось?
– Ничего! – ответил второй, – Да только их теперь снова семь! Я сам проверил!
– Эта информация была встречена взрывом сонного бурчания, через несколько секунд плавно перешедшего в густой храп. Услыша сигнал товарища, Билл тоже впал в сон. Утром он встал, и первым делом разбудил друга. Хотя было уже около шести часов, до рассвета оставалось ещё часа три. В кромешной темноте Генри стал готовить завтрак, а проснувшийся чуть позднее Билл стал сворачивать постель и бросать вещи в сани.
– Слушай, Генри, – неожиданно сказал он, – Сколько, как ты говорил, у нас было собак?
– Шесть!
– А вот и неправда! – триумфально изрёк он.
– Снова семь? – спросил Генри.
– Нет, теперь пять! Одной нет!
– Дьявольщина! – свирепо прорычал Генри, бросая готовить еду и пересчитывая псов.
– Билл! Ты был прав! – сказал он, – Фатти исчез!
– Он испарился так быстро, что никто не заметил! Поди-свищи его теперь!
– Пустое дело! – согласился Генри, – Сожрали живьём! Видать, визжал он, когда эти твари его рвали!
– Он был очень глупым псом! – сказал Билл.
– Но, согласись, даже у самого глупого псины хватит ума на то, чтобы не быть самоубийцей!
Он придирчивым взглядом оглядел собачью свору, как бы оценивая потенциальные возможности каждой собаки.
– Я не думаю, что от остальных можно ждать таких фортелей!
– Этих палкой от костра не отгонишь! – согласился Билл, – Я всегда подозревал, что у Фатти не всё хорошо с головой!
