Эта дряхлая комнатка насквозь пропиталась мной и кажется, я сам начал пропитываться ей, все что берется, отнимает. Все что отдается, возвращает и да эти нелепые словосочетания, скачущие в разные стороны, пренебрегая смыслом и все же умудряющиеся сталкиваться лбами, не передают желаемый смысл и завтра, ненароком наткнувшись на них, я буду очень громко хохотать. Если заглянуть в мой мозг, можно увидеть вот этот хромой стол, с засаленной скатертью и целой горой не прочитанных писем. Там найдется и эта стена, с разорванными обоями, не беспричинно надменно стоящая, перед существом, сидящим в кресле и наблюдающим, как время по-кошачьему лениво крадется мимо него. Разве я виновен, что измазался в жизни и при этом похрюкиваю от счастья? Каким же отвратительным существом стал бы я, прими этот мир, хоть на один день, хоть на одно мгновение без счастья? как смог бы я вынести этот смрад, этот гниющий запах смерти? Что искал бы я в нем, к чему были бы все эти потуги? но все счастье и все говорит : я существую лишь для тебя, ты осуществляешь меня и в этом мое счастье, предстать пред тобою. мир стремиться быть угаданным тобой, стать осуществленным. Кто осмелился бы встать лицом к лицу пред ним, одинокий, перед безликим. Страдать это счастье и пытаться избавиться от страдания тоже счастье. Убить и быть убитым и вступить в лужу и жаловаться на высокие налоги все одинаковое, бесконечное, неизмеримое, бессмысленное, до отвращения глупое счастье. В смехе, в слезах, в зевоте, во всем счастье. Иначе, почему же мы не разбиваются о стены? но какие бы невиданные миры не открыли предо мной свои врата, придет день, когда я скажу «о великий, бесконечный, не подвластный моему разуму мир. Я пресытился тобой. Настало время нам расстаться, но нет между нами вражды, или обиды, прощаемся мы как добрые друзья».
Ужасно захотелось увидеть море. В детстве целый месяц отдыхал с семей на морском побережье. Я и теперь, вспоминая те дни, чувствую привкус счастья. Купил билет. Поезд отходит в 22:00. Вот уже сижу в вагоне, еще немного и застучат колеса, поезд тронется и протрубит о великом путешествии в завтрашний день, о путешествии в прошлое. Завтра буду свободен от своего дела, с которым я обручен , оно останется в этом городе, оно не имеет право приближаться к моему детскому счастью.
Поезд тронулся. Неожиданно стремительно перестал различать детали огромного вокзала, еще секунда и его очертания утонули в белом свете города. Город все отдалялся, пока не превратился в светлячка, на окне которого вот, вот сдует ветер. Мой попутчик маленький мужичек. Он попытался завести разговор. С умилением рассказывая, как он любит внучку, к которой приезжал, что старается видеть в людях как можно больше детского и в детях замечать как можно меньше человеческого. Что и сама жизнь похожа на детей. Смотришь на чужую и думаешь, «какой не воспитанный, шумный ребенок, а твой такой же но все же любимый « и что жизнь точно так же, чужая невыносима, а своя такая же, но любима. Он быстро приуныл. Лег и вскоре заснул.
Ночь безлунная, а дорога безлюдная. По полчаса не встречается ни одного поселения. Ни одного яркого пятна в этом окне, оно превратилась в мутное зеркало. Но иногда выскакивают яркие образы вырванные светом вагона из ночной мути. Дерево с растопыренной веткой тычет в окно, будто хочет поздороваться за руку. Перекошенный телефонный столб, запутавшийся в проводах, как комар в паутине. Одноэтажное бетонное здание с кустарником на крыше, словно ежик, высунувшийся из норы.
