Я повернулась к Антуану:
– У меня последний этап: снятие мерки и заселение в казарму. Не думаю, что твоё наблюдение понадобится.
Аджюдан взъерошил волосы и с прямотой решившегося человека сказал:
– Ты не думай, что мне неохота быть в твоём обществе.
– Да? Тогда ты плохо скрываешь.
– Просто всё странно.
– Очень.
– Быть может, если узнаем друг друга лучше, типа того… Хотя, – мерде! – мы знакомы с детства. У меня голова кругом от таких мыслей.
– Ха, не представляешь, аджюдан, что у меня с головой. Повторяю, перестань думать, что я – Клод. Ведь я даже не клон, а, как говорил профессор Сенчин, синтезированное существо.
Лицо Антуана приняло бесстрастное выражение – признак того, что он в мысленном тупике.
– Да уж, дружище, кажись, этими словами я тебя окончательно запугала. Отставить, сомнения, проваливайте, аджюдан.
– Ты не командан, – тупо заметил Антуан. Чуткость к юмору у него всегда была примерно как у деревяшки.
– Знаю… поэтому просто прошу, иди, не мучайся со мной.
Перед уходом Антуан спросил:
– А саблей орудуешь так же, как огнестрелом?
– Вероятно, как Клод, а то и лучше.
– Жаль, что до брифинга командан запретил сабли, а то, типа, скрестили бы.
– Ещё скрестим, – пообещала я. – Как раз хочу убедиться, что фехтование у меня в генах.
Антуан ушёл, а я отправилась в казарму.
Каптенармус Наталья Боке, или просто – тётя Наташа, сидела за своим столиком в коридоре хозчасти. Слушала Катохристанское Радио и заполняла коммунальные счета.
С живостью поднялась на встречу. Взяла меня за руку и жалостливо произнесла:
– Бедная девочка. Молись. Всё будет хорошо.
Пока тётя Наташа снимала мерку, я подумала:
«От трёх человек, которых одинаково хорошо знаю, я получила разное отношение к себе. Ненависть, непонимание и жалость. Все трое ошибались»…
Наташа открыла кладовку и достала постельное бельё. Не грубое полотно и зелёное негнущееся одеяло с инвентарным номером, которое полагалось рядовым, а офицерское, мягкое.
– Пойдём, девочка, заселим тебя в комнату.
– Разве мне не полагается спать в казарме?
– Вот ещё. – Тётя Наташа сунула мне бельё: – У тебя мозги свои или Клода?
– Мои, вроде. Не знаю даже.
– Ты себя в зеркало видела?
Вспомнила, как была фаршем в АКОСе и размышляла о необходимости посмотреться в зеркало:
– Видела.
– Не позволю такой красавице спать в одной комнате с пердящими солдатами. Да они при виде тебя со стояком ходить будут. Или всю ночь дрочить возле твоей койки.
Во мне заговорили знания Клода:
– Более двадцати пяти процентов личного состава Эскадрона – женского пола. Мы придерживаемся гендерного равноправия. Женщины в должности рядовых, не имеющие собственного жилья, размещаются на общем основании…
– Иисус-дева-мария, девочка моя, ты хотя бы знаешь, где живут все эти двадцать пять процентов?
– Разве не в казарме?
– Снимают квартиры в городе.
– Понятно… Из-за пердящих солдат и стояка?
– Гендерное равноправие существует лишь в голове у Клода. Пусть остаётся там, а не в твоей прелестной голове. Мы, женщины, сами решим, где нам жить. Без приказов на равноправие.
Мы пошли по коридору. Я не удержалась:
– За нарушение правил ротного хозяйства командан имеет право оштрафовать.
– Пусть попробует. Давно подзатыльников от меня не получал. Да и в каких правилах написано, что сестру Клода Яхина надо селить в казарму? Ты Яхина? Яхина. Значит, имеешь право на свою жилплощадь в Форт-Блю.
Снова почувствовала, что мне, в отличие от Клода, приятна забота посторонних. Наталья Боке – ветеран Форт-Блю, как и оружейник Кирилл. Поступили на службу ещё во времена, когда отец… Шарль Яхин, был команданом. Поэтому для Клода… (и для меня) они «дядя» и «тётя».
